Ослеплённый разочарованием

Уруг-Карр передал русалку тритону. Тот помог ей пристегнуть хвост на другом боку чудовища; запечатал её туловище в панцирь из чешуи океанского монстра — вовсе не из разноцветных морских раковин, из которых доспехи делали, видно, только в мифах.

— Я благодарен тебе, за то, что ты помог моей непослушной дочери! Но нам пора погружаться! Тебе же придётся отходить другим путём! С нами ты не сможешь пойти: там нет воздуха!

Чудовище развернулось и, шлёпая ластами по месиву, из которого торчали людские конечности, направилось к дыре. На краю оно остановилось на секунду, прежде чем исчезнуть в провале.

Вперив взор в сторону балкона, на котором застыли жрецы, тритон вскинул трезубец и прокричал:

— Никогда не пересекайте дорогу морским воителям! Иначе познаете гнев кракена, пробившего сюда колодец!

Подводная конница скрылась в колодце. Уруг-Карр остался один на площади, без союзников. С севера и юга на него катилась конница, с востока наступали элефанты. Воин не раздумывая выбрал направление. Смерть всюду. Но на севере её сейчас будет чуть больше. Он поскакал к северному проходу. И толпа расступилась, пропуская его к шеренгам адептов. Уруг-Карр врезался в их ряды, — в левой руке плётка, в правой — секира. Первый же его удар плетью захлестнул шею аколита, — воин потянул рукоять на себя, и голова, сверкая шеломом, взвилась в воздух, потеряв сцепление с шеей. Второй удар уложил добрых полдесятка врагов, — каждый хвост плети превратился будто в стальное гибкое лезвие, проходил без усилий сквозь тела адептов. Он прорубился до шестой шеренги, когда бородатый мужик, тряхнув обрывком цепи, зажатым в руке, бросился ему на подмогу, устремляя за собой и всех остальных.