Читаем Ослепительный нож полностью

И когда жадные руки Косого коснулись её, вонзила в него брызгалку и сильно сдавила пальцами верхний конец иглы.

- Ой! - вскрикнул он.

Хватка рук ослабела. Васёныш, дрогнув, запрокинулся навзничь, застыл, отпыхивая дыхание, пырская пузырями.

<p><emphasis><strong>ЧАСТЬ ПЯТАЯ</strong></emphasis></p>Хождение по водам. Сапфировый перстень. Трубный глас. «Велю очи выняти!» Зверинец-людинец.<p><strong>1</strong></p>

Зима выдалась люта. Множество человечьих душ и скота погибло. А весна пришла ранняя, с громами, вихрями. Людей объял страх.

Зимовка в Великом Устюге далась Евфимии тяжело. Назбла давила грудь, истомляла сердце. «Сидим в яме, а Бог попустит, и на свет выйдем», - пыталась утешать Неонила. Боярышня вооружалась терпением. Лелеять замыслы о побеге - пустые хлопоты. Буде и вырвешься из Крома в застень, а из белых пространств, насквозь промороженных, вырваться не удастся.

Охранял пленницу всё тот же Бекшик-Фома. А места Нелюба с Немиром заняли как бы их двойники - Звенец и Туптало. Васёныш после столь неудачного посяга будто и позабыл о боярышне. Правда, забвению предшествовали долгие разбирательства, даже званый пир с глазу на глаз, завершённый жестокой ссорой. А далее сызнова «житьишко невыглядное». Давно бы одолела назола, да десятильник устюжского владыки протопоп Иев Булатов, ведавший одним из округов обширной епархии, добился доступа к заточеннице. Он подарил ей искусно переплетённый молитвенник ценой в восемь гривен, стал приносить книги, в большинстве переводные, с греческого или арабского, духовно-нравственные, исторические, даже «отреченные» с ложными сказаниями из Ветхого и Нового Завета. Протопоп доверял мудрости и учёности Всеволожи, охотно обсуждал с нею откровения числолюбца и звездочёта аль-Баттани о том, что Земля кругла и сравнительно со знаками зодиака - только точка по своей малости. Боярышню же более привлекала история. До свету не гасила светца, склонясь над «Магнушевым рукописанием». Более полувека прошло, как умер этот писавец, а слова словно нынче писаны: «Я, Магнус, король шведский, нареченный во святом крещении Григорий, отходя от света сего, пишу рукописание при своём животе и приказываю своим детям… не наступайте на Русь… После похода моего нашла на нашу землю Шведскую погибель, потоп, мор, голод и междоусобная брань. У меня самого отнял Бог ум, и сидел я целый год заделан в палате, прикован на цепи. Потом приехал сын мой из Мурманской земли, вынул меня из палаты… Но на дороге… поднялась буря, потопила корабли и людей моих, самого меня ветер носил три дня и три ночи, наконец вынес под монастырь св. Спаса в Полную реку. Здесь монахи сняли меня с доски, внесли в монастырь и постригли в чернецы и схиму… Меня Бог казнил за моё высокоумие, что наступал на Русь вопреки крестному целованию». Однако ближе чужестранца сердцу Евфимии был свой пове-дыватель. Не могла без платчика у очей читать рязанское сказание о Батыевом нашествии. Ласково принял завоеватель князя Феодора из Рязани с дарами, обещал не воевать его землю, лишь просил показать жену-красавицу. «Когда нас одолеешь, то и жёнами нашими владеть будешь», - ответствовал князь, забыв осторожность. И был рассечён на части. Жена же его Евпраксия с сыном Иваном стояла на превысоких хоромах, когда пришла весть о гибели мужа. Бросилась княгиня вниз вместе с сыном, и оба убились до смерти. «Не лей слёз, Евфимьюшка! - просила Неонила. - Ой, тягость сердечная не доведёт до добра!» Произнесла, как в воду глядела. Вскорости по изволу князя погиб головною казнью десятильник владычный Иев Булатов. Ещё тошней, одиноче стало боярышне без согревающих речей, без вразумляющих книг.

Неонила, улуча свободный часок, сидела у забусевшего оконца и любовалась перстнем на безымянном пальце. Голубой камень в золоте, прозрачный, с переливом в фиолетовые оттенки горел ярким огоньком.

- Сапфир! - восхитилась Евфимия.

- Подарок от жисточки моего Романа, - вздыхала женщина.

- Этот камень ещё древние ведали, - пыталась боярышня отвлечь её от печальных дум. - Две с половиной тысячи лет назад царица Савская прислала с Голубого Нила царю Соломону сапфиры для изображения неба в своде Иерусалимского храма.

- На небе сейчас мой Ромушка, - сызнова вздыхала владелица сапфирового перстня.

- А бывают сии камни густого синего цвета, - продолжала Евфимия, - с бархатистым отливом, будто покрытые инеем.

- Мой милый сказывал мне вот какую басню, - оживилась наконец Неонила. - Поспорили драгоценный камень и золото: кто могущественнее? Пошли по Млечному Пути к Солнцу. Оно рассудит! А Солнце просит подойти ближе. Золото, приближась, покраснело, побледнело да и расплавилось. А камень вернулся твёрдым, как был.

Всеволожа по-доброму позавидовала своей прислужнице. У той есть чем вспомнить дорогое, хорошее. У боярышни же ничего при себе ни от покойного батюшки, ни от сестёр монахинь, ни от Акилины Гавриловны. Ни единой вещички!

Перейти на страницу:

Похожие книги