Осквернители (Тени пустыни - 1)

- Эй ты, не лезь не в свое дело! - хрипло рявкнул он на Зуфара, счищая с халата песок. - Ты что, здесь работаешь?

Но огонь разгорался. Несчастные овцы вопили, и Зуфар снова бросился пробивать дорогу сквозь дым и пламя.

- Возьмите его! - свирепо закричал откуда-то издалека Овез Гельды. Дайте ему десяток горячих. Пусть, дурак, поостынет. В нагайки его!

Зуфара вытащили из огня дюжие джигиты-бородачи, но до нагаек не дошло.

- О юноша, - протянул с удивительной важностью Заккария, - что ты, неразумный, лезешь в огонь, суетишься?..

- Пустите меня! - вырываясь из рук калтаманов, завопил Зуфар. Погибают! Помогите тушить огонь!

Веселый, доверчивый Ашот! Он добродушно посмеялся над выдумками мракобесов, а теперь ценнейшие мериносы, племенное стадо погибало.

Беспомощно Зуфар озирался. Да, он опоздал. Он знал, что надо спешить, и он спешил.

Зуфар верил, что успеет предупредить Лизу, жену друга Ашота. Он верил, что Лиза успеет уехать в Ургенч. А он бы вез на руках малыша, племянника Лизы, и сердце бы его сладко томилось. Никакой награды он не ждал, кроме благодарной улыбки Лизы.

Он опоздал. Он понял, что опоздал.

Когда ночью Зуфар спешил сюда, он меньше всего думал о ферме, об овцах, о каких-то мериносах, пусть они стоят хоть миллион. Зуфар по-мальчишечьи мечтал о подвиге. Он хотел избавить от опасности ту, по которой вздыхало его сердце. Он мечтал о признательном взгляде синих глаз. Он пожертвовал бы жизнью за один взгляд Лизы...

Зуфар озирался, он пытался разглядеть, что происходит за дымовой тучей и стеной огня на ферме. Но рыжий дым застлал все вокруг: и юрты, и колодцы, и белый домик Ашота, где жила она - Лиза.

Огонь бушевал. С овцами было кончено. Ничего не могло их спасти. Зуфар пошел к юртам. Но Овез Гельды сделал знак. Калтаманы подскочили и заломили Зуфару руки за спину. Овез Гельды не верил молодому хивинцу. Он разглядывал его, хотел, видимо, утвердиться в своих смутных подозрениях. Чем-то Зуфар не нравился сардару. Или память о ледяном купании в Аму, о пережитом страхе смерти как-то смутно связывалась с этим юношей. Но Овез Гельды не узнал Зуфара.

Овез Гельды инстинктивно чувствовал неприязнь к этому хивинскому щенку. Раздражала ноющая боль в животе... Нет, сардар не собирался отпустить этого хивинца так легко. Кто его знает, зачем он сюда явился?

- Пустите! - сказал Зуфар.

- Ты кто? Ты служил у армянина? - спросил Овез Гельды. - Подумай хорошенько, прежде чем ответить.

Только теперь Зуфар заметил, что старый сардар болен, и тяжело. Он говорил медленно, с трудом. Он нетвердо стоял на ногах, прижимая руки к животу. Судорожная икота мучила его, и гримаса боли кривила губы. Незаметно Овез Гельды поддерживали со всей вежливостью под руки два молодых калтамана.

Но голос сардара был тверд, и в нем слышалась даже угроза. Совет подумать хорошенько - звучал зловеще. Зуфар почувствовал озноб, но задиристо бросил Овезу Гельды:

- Это разбой! Вы поплатитесь!

Юноша не думал, чем грозят ему его дерзкие слова. Он слишком верил в незыблемоть советского порядка в Хорезме и не осознал еще всю меру опасности. Времена дикости канули в прошлое. Так ему казалось. Но Заккария ужаснулся. Он-то знал Овеза Гельды и его банду. Он искренне жалел этого красивого, полного очарования молодости юношу. Он понимал, что ему несдобровать. Заккария попытался "повернуть колесо событий". Старый джадид верил в силу цветов красноречия. Он возгласил:

- Мы восточные, мы тюрки. О юноша, мы не любим западных. Они исконные враги всех мусульман. Они - Запад, мы - тюрки. Под копытами тюрок дрожит земля. Настал час. Истребляйте тлен Запада!

И он протянул руку ко все еще пылающему и смердящему горящим мясом загону.

С Заккарией творилось что-то непонятное. Он трясся словно пьяный, шатался, едва держась на ногах. Вытаращенные глаза его стали дикими...

- Гори, гори! - выкликал он, как базарный дивана*. - Гори, Запад!

_______________

* Д и в а н а - юродивый.

Ноздри на широком лице Овеза Гельды шевелились. Сардар звучно втягивал дым пожарища. Он наслаждался. Он злорадно проговорил:

- Не полезут ко мне в пески. Теперь большевые, теперь колхозники не полезут. Побоятся.

- Не полезут! - дико кривляясь, взвизгнул Заккария. - Хватит нам всяких русских, хохлов, большевиков!

- Летели мухи на мясо, - простонал Овез Гельды. - Нате, получайте мясо... Сколько угодно мяса.

Он в восторге стеганул себя длинной плетью по голенищу сапога и даже закряхтел от удовольствия. Но тут же опять схватился за живот и скрипнул зубами. Рана давала себя знать.

Вокруг стояли лохматые в своих папахах, все в копоти и саже мрачные калтаманы. Они слушали, но на их серых, измученных лицах не читалось и признаков торжества. Чем-то расстроенные, убитые, они глядели исподлобья, мрачно и тревожно.

Один из калтаманов наклонился к самому уху Овеза Гельды и испуганно пробормотал:

- Со стороны озера конные люди.

Овез Гельды забеспокоился.

- На коней! - закричал он и поморщился: резануло внизу живота.

- А бабу куда? - все так же испуганно спросил калтаман.

- В огонь! Туда же... к овцам...

- Она живая еще.

Овез Гельды рассвирепел: