Осквернители (Тени пустыни - 1)

Капитан Непес не кинулся к воротам в одиночку. Он понимал, что его срежет пуля, как срезала многих, уже лежавших в лужах крови. Он приказал всем сначала сгрудиться в скрытом от глаз калтаманов углу двора, где меньше чувствовалось пекло пожара. Он проявил беспощадность и даже жестокость. Пинками ноги он поднимал задыхающихся, ослабевших. Он колотил трусов, которых узнавал по слезам на лице. Он дрался и сыпал проклятиями, не чувствуя ожогов, не замечая, что огонь опалил ему бороду.

И он успел в своей безумной затее. Люди приободрились.

Но тут ему чуть все не испортил Язык Перец.

- С черной костью не желаю. Г... вам в рот!

Высоко вздев руку с кошельком, он выскочил из ворот и, дико визжа: "Вот деньги! Я не колхозник! Я правоверный!" - и, виляя задом, точно поджимая хвост, побежал прямо на всадников.

В него не стреляли. Он подскочил к самому Овезу Гельды, крутившемуся на коне перед своими калтаманами, и, ухватившись за стремя, протянул с криком ему кошелек:

- Жизнь! Возьми деньги за жизнь! Золотые! Николаевские!

Овезу Гельды захотелось, видно, малость покуражиться. Не торопясь, он вытащил из ножен саблю, повертел ею над головой, чтобы огонь играл на ее лезвии, и с силой ударил. Рассеченный наискось от плеча до пояса, несчастный Язык Перец упал.

Расправа с беззащитным острословом отвлекла внимание калтаманов от ворот курганчи.

Непес даже не успел осудить малодушие страховидного. Старый капитан только умно воспользовался моментом.

Калтаманы хором восславляли своего вожака: "Мастерский удар! Да не дрогнет твоя рука!" Почтительно следили они взглядом, как Овез Гельды вытирает окровавленный клинок.

А когда они спохватились, стрелять по воротам было уже поздно. Толпа колхозников потоком лавы выкатилась из огнедышащей курганчи и вплотную навалилась на тонкую цепочку всадников.

Лошади шарахнулись, многие калтаманы едва удержались в седле. В рукопашной свалке винтовки бесполезны, а сабли просто некогда было обнажить. И правильно к тому же призывал хитрый Непес-капитан: "Лошадей! Бейте лошадей!" Обезумевшие от боли, яркого света, дыма, калтаманские кони рассыпались по ночным полям и умчали не успевших прийти в себя овезгельдыевских бандитов..

Бегство их послужило сигналом к прекращению погрома во всем Геоклене. Еще с минуту в темноте маячили неясные тени и исчезли. На земле лежали раненые и убитые. Пронзительно ржали издыхающие кони.

Матерый волк с седыми ушами и облезлым хвостом Овез Гельды скакал далеко впереди. Он не останавливал свою шайку. Он чувствовал себя очень плохо. Каждый толчок бешено скакавшего коня вызывал тошноту. Перед глазами Овеза Гельды стояло совсем рядом искаженное гневом лицо капитана Непеса и блестело искрой лезвие его ножа. Неужели Непес успел ударить... Тогда очень плохо. Раны в живот в первые мгновения нечувствительны. Но они очень опасны. Овез Гельды боялся шевельнуться, чтобы проверить, действительно ли он ранен. Прыжки коня отдавались внутри все сильнее... все больнее. Сомнения больше не было... Проклятый Непес... проклятый Непес... Овез Гельды страстно желал поскорее добраться до барханов. Добраться, спешиться и посмотреть, что случилось, скорее перевязать рану... В свои семьдесят лет Овез Гельды не считал, что жизненный путь его подходит к концу.

До утра не стихал пожар в колхозе Геоклен. До утра хорезмийцы в близких и далеких кишлаках с ужасом вглядывались в пламеневшие тучи. Всю ночь в сторону зарева спешили отряды Красной Армии и добровольных дружин. Они пришли в Геоклен, когда светало. Они застали обугленные балки, кровавые лужи, стоны и плач женщин и детей. Мужчины не плакали. Много геокленов погибло в ту ночь. Многие пали от калтаманских пуль, многие сгорели заживо.

...Господин Али мог теперь улыбаться. Все шло по его замыслу. Гранатово-красные губы его горели рубинами. Но почему-то, когда утром его брил Тюлеген, и он уголком своих глаз-слив заглядывал в маленькое походное зеркальце, ему делалось не по себе. Сначала он никак не мог понять: почему? И вдруг вздрогнул и сообразил... Только что приехали на колодцы Ляйли калтаманы. Один, совсем молодой с глазами одержимого, качался в седле, точно напился бузы. Рука его судорожно сжимала рукоятку опущенной сабли. Лезвие ее, покрытое еще не запекшейся кровью, краснело в свете рождающегося утра, и гранатные капли скатывались на песок...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

От зла зловоние остается и на

тысячу лет.

О м а р  Х а й я м

Рыжий дым и запах паленого...

Сначала запах, а потом дым... Горький запах паленой шерсти.

Обычно барханы пахнут жженым кирпичом и чуть-чуть полынью. Чудесно пахнут.

Откуда же вонь горелой шерсти и мяса? Откуда ржавый дым над овцеводческой фермой?

Зуфар большими прыжками спустился к подножию песчаного холма и побежал так быстро, как мог. Он был напуган, ужасно напуган. Дым, смрад... Пожар в пустыне. Что-то непонятное, что-то страшное.

Ничего он не смог разглядеть с вершины бархана. Потому он и бросился бежать по такыру к колодцам, над которыми, загораживая восходящее солнце, взметнулось гигантское облако дыма.