Оскверненный трон

Голуби, выкрашенные во все цвета радуги, с ошейниками, украшенными драгоценностями, возвращались в голубятню падишаха, который стоял рядом с Мехруниссой на сложенной из песчаника террасе своих личных покоев. На берегах реки Джамны, протекавшей под крепостью, пастухи гнали своих коз и верблюдов на водопой, а на мелководье синевато-серые бегемоты наслаждались последними лучами солнца в теплой, коричневатой воде.

На фоне заходящего солнца Джахангир увидел небольшую группу всадников, приближающуюся к крепости. Когда всадники оказались достаточно близко, во главе группы он узнал своего младшего сына Шахрияра, которого сопровождали двое сокольничих; на их руках, затянутых перчатками, сидели соколы с колпачками на головах. Судя по количеству мертвых птиц, свисавших с седла третьего сокольничего, охота оказалось удачной.

– А ты знаешь, что Шахрияр послал Ладили записку, в которой хвастался, что его соколы убьют сегодня как минимум дюжину пернатых? – обратилась Мехрунисса к супругу. – Моя дочь ответила, что на нее произведет впечатление только в два раза большая цифра. Кажется, что он добился своего… Он становится почти таким же хорошим охотником, как и ты.

– Не говоря о тебе…

– Ты мне льстишь, – улыбнулась женщина и добавила: – Скоро я научу Ладили стрелять из ружья. Ей уже пятнадцать – она достаточно взрослая, чтобы сопровождать меня на охоте. Конечно, на хаудахе и не нарушая правил пурды.

Джахангир осмотрел темнеющее небо, пытаясь разглядеть своего последнего голубя. Будем надеяться, что соколы Шахрияра его пощадили. Он много раз говорил младшему сыну не охотиться рядом с крепостью, но не был уверен, насколько тот обращает внимание на его слова. Кроме того, голуби иногда сами улетают дальше, чем им положено… Наконец, падишах увидел птицу бледно-лилового цвета, собирающуюся приземлиться на каменную балюстраду рядом с ним. Он осторожно поднял опоздавшего и поместил его в голубятню.

– Я как раз хотела спросить тебя, – продолжала между тем Мехрунисса. – Шахрияр никогда ничего не говорил тебе о Ладили?

Джахангир задумался на мгновение. Ему всегда казалось, что голова его младшего сына-красавчика заполнена только мыслями об охоте, и ни о чем больше.

– Нет, не думаю. А в чем дело?

– Может быть, все это пустое, но за последнее время Шахрияр несколько раз с восторгом говорил мне о ней – он уже видел ее несколько раз, а во время празднования Новруза они поговорили друг с другом. – Мехрунисса слегка пожала плечами. – Дело не в том, что он говорил, а в том, как он это говорил.

– Ты думаешь, он что-то к ней испытывает?

– Не знаю. Может быть…

– Я могу с ним поговорить.

– Так и сделай. В последнее время вы стали с ним близки. Я уверена, что он поделится с тобой… И если Ладили ему нравится, то вели ему забыть об этом.

– А почему бы Шахрияру не восхищаться ею, – удивленно заморгал Джахангир, – и, уж коли на то пошло, даже не жениться на ней?

– Но я думала, что ты собираешься подобрать ему невесту среди правителей Синда…

– Правильно. Как ты знаешь, я уже обсудил это с членами моего совета, но все это дела отдаленного будущего. Шахрияр может жениться на наследнице правителей Синда, но при этом ничто не мешает ему сначала жениться на твоей дочери. В конце концов, позволил же я Хурраму вступить в брак с твоей племянницей до того, как он женился на своей персидской невесте…

– Если Шахрияр действительно хочет жениться на Ладили, – расцвела Мехрунисса, – то я буду абсолютно счастлива. Ты же знаешь, как я его уважаю.

– И не всегда заслуженно… Боюсь, что на прошлой неделе мне пришлось сделать ему внушение за то, что он забыл обсудить с моим командующим конницей количество новых животных, которое мы должны приобрести для кавалерии. Но он еще очень молод и в конце концов научится. Кто знает, может быть, женитьба заставит его повзрослеть… Пойду разыщу его.

Оставшись у голубятни в одиночестве, Мехрунисса расслабилась. Она не надеялась, что все окажется так просто. Женщина прекрасно знала, что Шахрияр ответит Джахангиру. Она долго готовила шахзаде к этому моменту, намекая ему на то, как Ладили восхищается им самим и его красотой – а такие мысли не трудно внушить юной и наивной девушке, – и следя за тем, чтобы у Шахрияра было достаточно случаев насладиться несомненной красотой ее дочери. Ей не пришлось прилагать слишком много усилий для того, чтобы Шахрияр сам поверил, что влюблен в Ладили. Дочь же ее была воспитана в понимании того, что отпрыск семьи падишаха – это хорошая партия.