Осколок (СИ)

Самое замечательное, что буквально через пять минут из темноты материализовался, как в плохом детективе, ординарец командира батареи - Валя Палуб - большой любитель неразбавленного спирта и медсестёр, причём был трезвый и очень ехидный. Постоял немного, послушал перебранку, а потом невинно так вопрошает: «Я интересуюсь, извините, что помешал, каким образом, согласно устава, карается утопление боевого орудия?»

Тут снова стало так тихо, что опять был слышен заливистый соловей.

- Вы тут, видимо, героически пытались вчетвером взять Берлин? - продолжал ехидный Палуб после паузы всеобщего замешательства...

И пред командиром батареи

предстал Командир,

и были ему сказаны слова.

И в тех словах узнал Командир,

что сроку ему три часа.

И если через срок этот

пушка будет ещё в воде,

то будет Командир расстрелян

и товарищи его расстреляны будут.

Каким образом, ныряя по очереди в холоднючую чужую речушку, четырём нашим героям с помощью пегой ни в чём не повинной лошади Маруськи, удалось таки вытащить пушку - об этом можно отдельный роман написать.

Получить героев в этот раз не удалось, зато живы остались и орудие грозное спасли, что буквально спасло в свою очередь их через несколько часов.

Войдя вместе со всеми войсками в Берлин, встретили наши герои ожесточённейшее сопротивление. В полуразрушенных домах стояли орудия и били прямой наводкой по наступающим. Пристрелян был каждый сантиметр, и укрыться было практически невозможно. Где спасались местные жители - тайна, достойная отдельных научных исследований, ибо все подвалы, все оставшиеся чердаки, абсолютно всё было так или иначе приспособлено к отражению наступления «русской орды».

В одном из переулков на окраине Берлина истончилась и вскорости порвалась совсем ниточка судьбы Саньки-наводчика.

Тщательно крутил он ручку, всматриваясь в окошечко визира - вёл своего рода дуэль с наводчиком орудия, что стояло в полуподвале в дальнем конце переулка и нещадно посылало смертные посылочки всему, что двигалось по этому переулку. Вот Санька и решил исправить эту несправедливость.

- Так, братцы, вы немного мне помогите пушечку развернуть и валяйте вон за те кучи! У тю-тю, назад чуть-чуть... Мы его из-за угла возьмём... А вечерком за день рождения мой... левее, левее... спиртику употребим... Ты как, командир... стоп, хорош... не против?

Мешать или противоречить Саньке в такие моменты было опасно. Он был наводчик от бога, наводчик-снайпер. За полгода, что повоевал он в расчёте Сергея, куда попал после очередного госпиталя, успел он подбить восемь танков.

- Фу! Восемь танков за полгода! Это снайпер!? - воскликнет мало осведомлённый читатель.

Да, друг мой дорогой, восемь. И это очень много!

Не буду вдаваться подробности, ибо это займёт немало времени, замечу только одно: поменьше верьте тому, что показывают в кино, это - кино, сказка, в жизни всё проще и сложнее одновременно. Просто поверьте - очень и очень многие расчёты вообще ни одного танка не успевали подбить...

Но не будем отвлекаться, потому как удобно устроившись, Санька ещё теснее прильнул к визиру, ловя в перекрестье противника. Остальные, повинуясь Саньке, залегли за кучей битых кирпичей и мусора.

Вот... вот... сейчас...

Тут-то и накрыло его прямое попадание бронебойным снарядом в щиток пушки. Щиток в дребезги, пушка искорёженная летит в одну сторону, как игрушка деревянная, Санька летит в другую. Огнём взрыва Саньку опалило, лежит в груде каких-то обломков, дымится.

Мужики к нему ползком через переулок потекли. Вроде живой, только молчит, глазами бездонными на обожжённом лице будто молит о чём-то, на губах кровь запеклась, и на голове ни одного волоса, только кожа почерневшая, обуглившаяся.

Оттащили ребята Саньку в развалины дома, хотели раны перевязывать.

Вдруг он, точно в себя придя, поднялся, всех растолкав, встал на ноги, достал нож и начал говорить что-то сам себе, невнятно говорить, будто рот камешками набит, и слов не разобрать. Говорил и плевался кровавой слюной, говорил и плевался. Мужики, не зная что делать, насторожённо ждали, как дело дальше пойдёт.

Долго что-то говорил непонятное Санька, пока не выплюнул все выбитые зубы, и тогда разобрали, вроде, мужики в его словах, что как будто летит на него яркое что-то, и от этого он почему-то страшно хочет есть.

Не по себе им стало от этих Санькиных слов. А он, поискав что-то глазами на земле, горестно вздохнул, потом ножом в руках поиграл, да и отхватил, как кусок тряпки, правое своё ухо. Тут все испугались уже не на шутку, фашистов не боялись, взрывов, пуль не боялись, а Саньку испугались. Кинулись на него гурьбой, хотели скрутить и нож отнять, но Санька вдруг таким сильным стал, как сказочный богатырь. Играючи раскидал всех, как детишек, ухо отрезанное сунул в рот и жуёт его.

Тут Сергей, командир всё-таки, стал командовать: «Гвардии рядовой, смирно!»