Осколки времени

– Друзьями не останемся, это мы уже выяснили, – голос Стаса заставил вздрогнуть. Он положил руку на ее сиденье, подался вперед. – Но если есть хоть малейшая возможность все вернуть… Солнц, прошу тебя, не молчи.

Он посмотрел ей в глаза.

– Что скажешь?

Ульяна невольно вжалась в спинку – близость Стаса отозвалась воспоминаниями о вечерах, когда они вдвоем сидели и смотрели кино. И не только. Память тела подсказывала откровенные прикосновения и поцелуи – то, что осталось в прошлом. Теперь уже навсегда. Как бы ни было больно ставить последнюю точку, это придется сделать.

– Нет, – Ульяна покачала головой и взялась за ручку дверцы.

– Что ж, это будет тяжело, – пробормотал Стас.

Она замерла.

– О чем ты?

– Тяжело будет все время видеть тебя.

В ответ на недоумевающий взгляд он только пожал плечами.

– Я тоже еду на Мальту.

* * *

Спустя несколько лет оказаться в квартире, в которой ты выросла, всегда странно. Особенно если от того, какой ты ее знала, практически ничего не осталось. Но еще более странно вспоминать, как все это было. Детство и уроки, тени от соседних домов, которые с каждым часом надвигались все ближе, высотки рядом – правда, тогда они были недостроенные. Красно-желтые старенькие трамваи, прогулки с подружками через мост Волго-Донского канала, огни ночного района, посиделки с первым парнем в пиццерии на аллее и поцелуи на набережной, у самой воды. Она вспомнила, как Леша бросал камешки в воду – на удивление ловко, они подпрыгивали несколько раз, а по воде шли круги. То же самое и с воспоминаниями, стоит прикоснуться к одному, как оно влечет за собой другие.

Помешанность мамы на чистоте никуда не делась, только если раньше ее наводила Ульяна, теперь это наверняка делала приходящая уборщица. Новенький ремонт был как с картинки. В гостиной все блестело: натертый паркет, окна, итальянская мебель, плафоны напольных абажуров, электрический камин. Над ним на полке стояли фотографии: они с мамой у залива в Петергофе в июле две тысячи одиннадцатого – мама хмурится, потому что они снова поссорились из-за того, что Ульяна «одевается как хиппи». Ульяна хорошо помнила этот день – ветреный, но на удивление теплый. Их фотографировал Стас, который тоже был не в восторге от ее наряда, и тогда в первый раз заслужил молчаливое одобрение ее мамы. И первую Ульянину обиду. Эту длинную юбку и свободную кофту она обожала, но со временем от привычного стиля и ярких цветов в одежде пришлось отказаться: Стас считал это отсутствием вкуса. Со второго фото в объектив глядел отец – немного чопорно и снисходительно, сжимая в руках грамоту и статуэтку-приз, которые вручили на выставке его предприятию, а чуть подальше, в строгой кремовой рамке, мама сияла ослепительной улыбкой на фоне осенней красоты Дворжаковых садов[4].

– Завтра документы должны быть в налоговой. – Мама вышла в комнату, на ходу поправила часы под старину. – Меня не интересует как. Все.

Она нажала отбой, вздохнула и посмотрела на Ульяну:

– Так. На Мальту, говоришь? И как это тебя угораздило? Через пару лет скажешь, что летишь на Луну?

– Мама, мне предложили отличную работу.

– Да неужели? – Та улыбнулась, и вокруг глаз собралась сеточка тонких морщин. В свои пятьдесят два мама выглядела от силы на сорок: модельная стрижка на коротких темных волосах, ухоженная, подтянутая, с отличной фигурой. От нее Ульяна унаследовала васильковый цвет глаз и пухлые губы. Но к сожалению, не характер несгибаемой бизнес-леди. Сейчас бы ей это здорово пригодилось.

– Мам, не начинай, пожалуйста. Можешь ты меня хоть раз поддержать?

– Делай что хочешь, – та махнула рукой, – не маленькая уже. Чай будешь?

Ульяне, уже готовившейся держать оборону, показалось, что она ослышалась.

– Буду, – осторожно сказала она, вглядываясь в мамино лицо. – Мам. Случилось что-то?

– Нет, – та махнула рукой и бросила сотовый на диван, – да. Не знаю, Ульяш. Просто…

Она не договорила и ушла в кухню, Ульяна поспешила за ней. Мама суетилась как заправская домохозяйка: поставила чайник, протерла большой деревянный стол и достала огромный магазинный торт «Бавария», украшенный фигурным темным и белым шоколадом, карамелизированным сахаром и взбитыми сливками.

– Я помогу…

– Не надо. – Мама пригладила волосы и открыла шкафчик. – Когда все только начиналось, я не думала, что мы с твоим отцом станем чужими людьми. Я ведь любила его… да и он меня.

Ульяна потрясенно замерла. Мама, которая ни разу не говорила об отношениях между мужчиной и женщиной – только подсовывала разные книги для девушек-подростков, мама, для которой откровенность такого рода была под запретом, сейчас решила поговорить с ней об отце?

Она мягко отняла у нее заварочный чайник и кивнула на стул.

– Я сделаю. Мам, ну позволь мне. Пожалуйста.

И та сдалась. Села за стол, облокотилась о него и смотрела на Ульяну, пока та насыпала заварку, заливала ее кипятком и резала торт.