– Может быть, у Сола кончились часы в сутках, которые он мог бы украсть у юной Пру? Как сказала Джулия на вчерашней встрече… – Я останавливаюсь, пытаясь вспомнить, было ли это вчера или чуть ранее сегодня, а потом решаю, что это не имеет значения. – Джулия назвала Пруденс человеческим лицом «Кирист Интернэшнл». Или что-то в этом роде. И, к сожалению, ее лицо довольно похоже на мое.
Кэтрин медленно кивает:
– Верно. Лицо Пруденс – это то, что изображено на их религиозных картинах, по крайней мере, на большей их части. Она единственная, кого их люди узнают. Их богиня плодородия, их символ будущего. Их постоянство.
– И даже если киристы будут избавлены от основной тяжести Отбора, – говорю я, – они потеряют друзей, членов семьи. Я не понимаю, как можно избавиться от такой большой части населения и не рисковать разрушением социальной структуры и экономической системы. Может быть, Сол думает, что им нужен образ Пруденс, чтобы держать выживших в центре внимания. Чтобы держать их сосредоточенными на восстановлении этого нового будущего таким, каким он хочет.
Она берет телефон и некоторое время смотрит на экран.
– Как ты думаешь, через сколько месяцев это произойдет?
– Шесть?
– Думаю, ближе к семи. Я видела Дебору несколько раз, когда она была беременна тобой. Она была ужасно худая. Бедный Гарри держал в доме столько мороженого, что можно было открыть свой собственный магазин, но все, что она ела, возвращалось обратно, пока не прошло примерно полгода.
Кирнан говорил почти то же самое о Пруденс, когда та была беременна, но я не уверена, что Кэтрин стоит слушать подробности. Ей не станет легче от мысли о судьбе, от которой она не смогла защитить свою дочь-подростка. И, поскольку сейчас все знаки указывают мне именно в этом направлении, я тоже не хочу останавливаться на этом.
– Ну, с другой стороны, мой шрам заживает.
Кэтрин машет рукой.
– Сейчас он едва заметен, если ты накрасишься. И мне бы не хотелось, чтобы ты легкомысленно отнеслась к этой ситуации, Кейт. Ты должна быть очень, очень осторожна. Я знаю, ты не… обычно не… рискуешь так безрассудно, но это видео говорит нам, что в ходе сегодняшних событий киристы в какой-то момент схватят тебя и заберут…
– Я знаю, Кэтрин!
Это прозвучало резче, чем я предполагала, и я слышу, как учащается биение моего пульса. Я делаю глубокий вдох через нос и очень медленно выдыхаю, прежде чем продолжить, стараясь говорить спокойно:
– Я знаю. И эта мысль пугает меня до чертиков. Если бы я могла запереть себя в шкафу на все это время, то именно это я и сделала бы. Но это не вариант, и если я собираюсь пройти через это, мне нужно избегать зацикливания на том, что меня пугает.
– Мне очень жаль. – Ее голос тих и слаб, а глаза почти мгновенно наполняются слезами.
И я, конечно же, немедленно следую ее примеру.
– Нет! Это я должна просить прощения. Я не хотела тебя расстраивать. Просто…
Кэтрин протягивает руку и яростно тянет меня к себе. Ее хватка почти болезненна, и я не могу не чувствовать, что она пытается передать мне ту силу, которая у нее осталась, чтобы помочь мне пройти через это. И от этого я начинаю плакать – громко, влажно, шумно всхлипывая, потому что еще одна вещь, которая пугает меня, – это осознание того, что даже если каким-то чудом я остановлю Отбор, даже если я никогда не стану девушкой в этом дурацком видео, мое время с Кэтрин подходит к концу.
Когда я наконец поднимаю взгляд, Кэтрин одаривает меня нежной улыбкой и тянется за салфеткой, затем качает головой.
– С другой стороны, этого будет недостаточно. Иди в мою ванную и возьми мокрую тряпку. Холодную. Я боюсь, что ни одна из женщин Шоу не плачет красиво, но по моему опыту холодный компресс поможет с этим справиться.
Я делаю то, что мне говорят, а потом снова ложусь у ее ног на кровати, прижимая к глазам тряпку.
Мы обе молчим несколько минут, а затем Кэтрин спрашивает:
– Ты выяснила, что происходит с Кирнаном?
Свойственный ей четкий серьезный деловой голос вернулся. Я рада слышать его. Мне нужно было поплакать, освободиться, но сейчас я не могу позволить себе думать о своих страхах. И она тоже не может.
– Думаю, да, – говорю я, приподнимаясь на локтях. – Он говорит, что ему трудно снова находиться рядом со мной, после стольких лет.
– Ты, кажется, не совсем уверена в этом.
– Нет, я верю ему. Просто… у меня до сих пор такое чувство, будто он чего-то недоговаривает.
– Ты ему доверяешь?
Она уже второй раз спрашивает меня об этом за последние несколько дней. Я вздыхаю, потому что ответ все еще сложнее, чем мне бы хотелось.
– Я доверяю ему в том, что он не с Солом. В том, что он все еще со мной в этой борьбе. И это все, что действительно имеет значение. Наверное, каждый нуждается в своих секретах. Но я все равно не знаю, насколько он нам поможет. Я не знаю, злоупотребляет ли он им или его способности с ключом ухудшаются, но я не уверена, что он сможет переместиться в ХРОНОС и вернуться обратно быстро. Я боюсь, как бы он не застрял… снова. Такое уже однажды случилось. Пру просто оставила его где-то, а я не могу так поступить.
Я делаю глубокий вдох.