Осколки разбитой короны

– Ты что же думаешь, помилование поставит нашу гулящую братию на честную дорожку? Не успеют чернила высохнуть на приказе о помиловании, юный Дэш, как самые шальные из наших ребятишек уже будут срезать кошельки на рыночной площади или вламываться в складские подвалы. Темные делишки – это часть нашей натуры. Некоторые, как твой дед, вырываются отсюда, находят способ жить лучше, но для большинства остаются только Приют, канализация, городские крыши – Воровская дорога – и веревка палача. Это такая же тюрьма, как и та, что в подземельях дворца, потому что шансов вырваться практически нет.

Дэш пожал плечами.

– Ну, по крайней мере у вас, Трины и всех остальных появится выбор. Многим и этого не удается добиться.

Старик сухо рассмеялся.

– Ты не по годам мудр, Дэш, если действительно это понимаешь, а не просто повторяешь заученные с детства слова. А теперь иди.

Снаружи Дэша ждали три его спутника из рабочей бригады. Густав и Тэлвин стояли вместе, а Риз рядом с несколькими пересмешниками.

– Вы со мной? – спросил Дэш.

Риз покачал головой.

– Я не пойду. Я был пересмешником до того, как попался. Здесь мой дом и мои друзья.

Дэш согласно кивнул и обернулся к двум другим.

– А вы? – спросил он.

– Я солдат без оружия, – сказал Густав. – Мне нужна работа. Ты нанимаешь?

Дэш улыбнулся.

– Хорошо, я найму тебя.

– А я просто хочу выбраться из города, – сказал Тэлвин.

– Тогда пойдем втроем.

Трина подошла к Дэшу и встала перед ним.

– Ну что же, я провожу тебя назад самой безопасной дорогой. Подождите до заката, потом уходите из внешних лагерей. Ходят слухи, что армия принца подходит ближе, так что наемники даже во сне не расстаются с мечами. Там у тебя друзей не найдется.

Дэш кивнул и, вспомнив, спросил:

– А оружие?

– Оно у нас, – ответил крупный мужчина, первым поймавший его, – теперь Дэш знал, что его зовут Джон Таппин. – Мы его вам отдадим только перед уходом.

– Тогда пошли, – сказал Дэш.

Он оглянулся через плечо на закрытую дверь, за которой сидел старик, называвший себя одним из самых загадочных имен в истории Крондора. Дэш задумался о том, увидит ли он Хозяина еще когда-нибудь.

В сумерках они пустились в путь.

* * *

Паг сидел неподвижно, размышляя о выборе, который ему предстоит сделать. Миранда наблюдала за ним.

Наконец он отвлекся от того, что так напряженно созерцал в воздухе за окном, и сказал:

– Что?

Она рассмеялась.

– Ты ведь сейчас был в миллионе миль отсюда, правда?

Он улыбнулся в ответ.

– Да нет, всего в нескольких сотнях, но зато на расстоянии многих лет.

– О чем ты думал?

– О своем прошлом и о своем будущем.

– О нашем будущем, ты хочешь сказать.

Он покачал головой.

– Есть еще выбор, который могу сделать только я.

Миранда встала со своего места у камина, где догорал огонь, разведенный скорее для уюта, нежели для тепла. Бросив взгляд на мерцающие угли, она подошла к мужу и присела к нему на колени.

– Расскажи мне, – попросила она.

– Я про выбор, о котором говорил Гейтис. Скорее даже выбор, который сделали боги.

– Ты уже решил, как поступить?

Он кивнул.

– Думаю, у меня только один выход.

Помолчав немного, она спросила:

– А мне о нем рассказать не хочешь?

Он рассмеялся и поцеловал ее в шею. Она игриво взвизгнула, но тут же вскочила.

– Так легко ты меня не отвлечешь! О чем ты думаешь?

Паг улыбнулся.

– Когда-то в Зале смерти мне предложили возможность стать наследником твоего отца.

При упоминании о Макросе Черном Миранда нахмурилась. Она никогда не была близка с отцом, и причина этого крылась в основном в его связях с великими силами. Макрос представлял среди людей Сарига, утраченного бога магии, так что в ее жизни он присутствовал всего лишь десять лет из тех двухсот, что она прожила на свете.

– Я не могу быть представителем Сарига в Мидкемии, – продолжил Паг. – Это дело не для меня.

– Судя по тому, что ты мне рассказал, все остальные варианты были еще хуже.

– Я не умер, так что остается только один выбор, – сказал Паг с тревогой на лице. – Я должен буду жить, видя разрушения и смерть и теряя все самое дорогое для меня.

– Это ведь уже случилось, – сказала она, снова садясь к нему на колени. – Ты же потерял сына и дочь, так?

Паг кивнул, и она увидела в его глазах дымку все еще не утихшей боли.

– Но я боюсь новых потерь.

Она прильнула к нему, положив голову ему на плечо.

– В жизни всегда есть что терять, любовь моя. Пока мы не умрем, нам грозят все новые потери. Такова ирония жизни – ничто не вечно.

– Мне почти сто лет, – сказал Паг, – а я ощущаю себя ребенком.

Миранда рассмеялась, прижавшись теснее.

– Мы оба дети, любовь моя, а я в два раза тебя старше. По сравнению с богами мы младенцы, которые только учатся ходить.

– Но у младенцев есть учителя.

– И у тебя они были, – сказала она. – И у меня тоже.

– Мне бы и сейчас не помешал учитель.

– Я буду тебя учить, – пообещала Миранда.

– Правда? – Паг глянул на нее. Она поцеловала его.

– А ты будешь учить меня. И мы будем обучать твоих учеников на острове моего отца и учиться у них. Мы еще не все книги прочли и поняли, а есть еще Зал миров, через который мы можем дотянуться до мудрости, неведомой на этом крошечном шаре. И у нас на это есть века.