Осколки

В смятении охватывает голову руками. Обескураженный и испуганны, он стоит, словно аршин проглотил.

ГЕЛЬБУРГ: Что значит «избивают детей»?

СИЛЬВИЯ: Не важно. Не спи больше со мной.

ГЕЛЬБУРГ: Как ты можешь говорить такое!

СИЛЬВИЯ: Я не могу этого выносить. Ты насылаешь на меня дурные сны. Мне очень жаль, но сейчас нет, может, когда-нибудь потом.

ГЕЛЬБУРГ: Сильвия, если мы не будем вместе, это убьет меня…

СИЛЬВИЯ: Ты сказал ему, что мы переспали друг с другом?

ГЕЛЬБУРГ: (начинает плакать). Не надо, Сильвия! Пожалуйста!

СИЛЬВИЯ: Подлый, мелкий лгун! Хочешь, чтобы он счел меня сумасшедшей? Да? (Разражается слезами.)

ГЕЛЬБУРГ: Нет! Просто так вышло, вырвалось, я и сам не знал, что говорю!

СИЛЬВИЯ: И что я забыла, что мы переспали друг с другом? Да, Филипп?

ГЕЛЬБУРГ: Прекрати! Ни слова больше!

СИЛЬВИЯ: Я говорю то, что хочу.

ГЕЛЬБУРГ: (плачет). Ты меня убиваешь!

Мгновение она молчит.

СИЛЬВИЯ: Во что я превратила свою жизнь! По неведению. Потому что не хотела срамить тебя перед другими людьми. Вся жизнь выкинута, как пара никчемных мелких монет. (К нему). Ты не хочешь поговорить об этом, Филипп? Отнесись к этому серьезно. Что произошло тогда? Я знаю, что это единственное, о чем когда-либо ты ломал себе голову. Что произошло? Я хочу это знать в конце концов.

Долгая пауза.

ГЕЛЬБУРГ: Мне стыдно говорить, потому что это смешно.

СИЛЬВИЯ: О чем ты?

ГЕЛЬБУРГ: Но я ничего не мог поделать. Тогда, когда ты сказала, что хочешь вернуться на фирму.

СИЛЬВИЯ: О чем ты? Когда тогда?

ГЕЛЬБУРГ: Ты только что родила Жерома и вдруг больше не захотела оставаться дома.

СИЛЬВИЯ: Ну и что? Ты не хотел, чтобы я пошла работать, и я не пошла.

Он молчит, ее гнев несколько утихает.

Ну так что? Я не пошла ведь! Или как?

ГЕЛЬБУРГ: Ты меня всегда упрекала за то, что должна сидеть дома. Ты ведь знаешь, так оно и было. Может, ты, конечно, забыла, но не проходило и дня, не было человека, зашедшего к нам, которому ты ни говорила бы, как прекрасна, интересна была для тебя работа. Ты не простила мне этого, Сильвия.

СИЛЬВИЯ: Ты имеешь в виду свое лицо?

Он слегка отворачивается.

Что ты имеешь против своего лица? У еврея может быть еврейское лицо.

Пауза.

ГЕЛЬБУРГ: Я не могу изменить свои мысли, никто не может этого… Согласен, это была ошибка. Сотни раз я пытался поговорить с тобой, но не мог. Ждал, что изменюсь. Или, может, ты. Но потом мы дошли до пункта, после которого это, казалось, уже не имело значения. Поэтому я и оставил все как есть. А потом я уже не мог ничего изменить.

Пауза.

СИЛЬВИЯ: Мы говорим о всей жизни.

ГЕЛЬБУРГ: Но может, если я научу тебя ездить на машине и ты сможешь бывать везде, где захочешь… Или может, ты найдешь себе какое-нибудь место, которое бы тебе понравилось?..

Сильвия смотрит перед собой.

Мы должны спать вместе.

СИЛЬВИЯ: Нет.

Гельбург падает на колени и постели, простирая руки над ее укрытым покрывалом телом.

ГЕЛЬБУРГ: Но почему же нет?

Сильвия неподвижна.

Сильвия?

Пауза.

Ты хочешь убить меня?

Сильвия все так же смотрит в одну точку. Гельбург плачет, кричит.

Ты что, хочешь этого? Ну, говори же!

Лицо Сильвии безучастно, непостижимо. Он зарывается лицом в покрывало и беспомощно рыдает. Наконец, полная сострадания, протягивает она руку к его голове. Когда она уже почти коснулась его, наступает…

Затемнение.

Скрипач играет, музыка затихает.

Сцена девятая

Кабинет Кейза. Гельбург сидит один. Входит Кейз, перелистывая кипу бумаг. Гельбург встает. Поведение Кейза очень прохладно, он едва отрывает взгляд от соих бумаг.

КЕЙЗ: Доброе утро, Гельбург.

ГЕЛЬБУРГ: Доброе утро, мистер Кейз.

КЕЙЗ: Вы хотели поговорить со мной?

ГЕЛЬБУРГ: Я почувствовал, что должен сказать вам кое-что.

КЕЙЗ: Конечно. (Садится на стул.) Итак?