Оскал фортуны

– Я оставлю в городе соратника, он заедет и заберет, – кивнул рыцарь.

– Если мой господин не возражает, мы могли бы уже сейчас примерить украшения, – предложила мастерица.

Рыцарь не возражал. Мирамо лично внес в комнату тяжелый железный ящик. Гатомо отпер замок и стал вытаскивать коробки и коробочки.

Сайо стояла, не отрывая взгляда от большого зеркала. Ее лицо побледнело, только зеленые глаза сверкали, подобно падающим звездам. Мягкое шелковое платье создавало приятное ощущение уюта; цвет ткани, вышивка, украшения – все было даже лучше, чем она могла себе представить. А когда на тонкой шее тепло засверкали жемчужины, в волосах появилась нефритовая заколка, а в ушах качнулись серьги с темно-красными камнями, у нее перехватило дыхание.

Она не помнила, как с нее снимали это великолепие, как села в коляску. Вся дорога до Гатомо-фами пронеслась в один миг. Сайо что-то отвечала на вопросы Гатомо, улыбалась, кивая его словам, но ничего не помнила. Очнулась она только тогда, когда коляска въехала во двор замка. И тут девочка словно в первый раз разглядела убожество своего жилища. Низкие деревянные стены, пыль, запах навоза, слуга с немытой физиономией в засаленной куртке, старый Гатомо с его противными седыми усами и самодовольной улыбкой.

После праздника примерки нового платья возвращение к реальности было мучительным. И вновь только воспитание духа, полученное от святого Кимцзы, помогло ей сохранить внешнее самообладание. Смыв дорожную пыль, Сайо долго сидела перед маленьким, в две ладошки зеркальцем, пока заботливая Симара расчесывала ее длинные, густые волосы щеткой. Ей не хотелось говорить, и умная служанка тоже молчала. Свернувшись клубочком на чистой, но застиранной простыне, девочка тихо проклинала жену Токого и его сестру. Если бы не их приглашение, она бы никогда не почувствовала, что есть другой мир, где женщины надевают красивую одежду, а мужчины не трясутся над каждым медяком. Где кроме разговоров о видах на урожай люди обсуждают поэзию, живопись и литературу. И где, наконец, есть мужчины моложе и красивее Гатомо, а среди них тот, кто полюбит ее всей душой и увезет в прекрасный замок на высокой горе! С детских лет привыкшая скрывать свои чувства Сайо только наедине с собой позволяла себе поплакать. Вот только на этот раз слезы почему-то не принесли долгожданного облегчения.

Алекс поймала Чжанчола, когда он закрывал кладовую на большой висячий замок.

– Чего тебе? – неприязненно спросил ключник.

– Штаны и рубаху, почтенный Чжанчол, – лаконично ответила Александра.

Старый слуга впал в ступор от подобной наглости.

– А шелковую куртку тебе не надо? – вскипел вулканом ключник. – Или кожаный плащ и сапоги со шпорами? Ты вообще соображаешь, что говоришь? Или спина уже заросла?

Но Александру было не так-то просто сбить с выбранного пути.

– Спина заросла, плащ мне ни к чему, сапоги со шпорами тоже, почтенный Чжанчол. А вот штаны и рубаху на день надо.

Старик набрал в грудь воздуха, собираясь послать ее очень далеко. Но она его опередила:

– Постираться я хочу, почтенный Чжанчол. А до утра одежда никак не высохнет.

– В сырой походишь, – буркнул ключник. Было видно, что ему очень не хочется возвращаться на склад.

– Не надену, – твердо возразила Алекс.

– Тогда ходи голым!

– Заметь, почтенный Чжанчол, это не я предложил, – усмехнулась Александра. – Вот только что ты завтра господину скажешь, когда он меня с голым задом увидит? Что в замке старых штанов не нашлось?

– Ну, Алекс, ты и зайца заставишь мышей ловить![5] – плюнул ключник.

Вручая ей мятые, застиранные штаны с обилием заплат и такую же рубаху, Чжанчол, ворча, посоветовал сходить на кухню за щелоком.

Александра искренне поблагодарила доброго старичка за совет.

Баню слуг сегодня не топили. Алекс поставила на полку тусклый фонарь и, критически окинув взглядом помещение со щелястым полом, решила помыться на улице. Погода стояла теплая, обитатели замка расползлись по норам до утра.

Прихватив корыто, она отправилась на задний двор. Пару ведер еще горячей воды Александра взяла в хозяйской бане. Несмотря на соблазн, мыться там она не стала: как бы не застукали соратники.

Первым делом попыталась промыть волосы. Это удалось исключительно благодаря мягкости здешней воды и короткой прическе. Потом забралась в корыто сама. И хотя Александру уже не шарахало от ее нового тела, раздеваться догола все еще было не очень приятно. Наверно, думала она, так бывает с людьми, получившими серьезное увечье: страшный шрам, потерявшими руку или ногу. Вроде уже ничего изменить нельзя, со всем человек смирился, а на тело свое глядеть все равно неприятно. Отбросив философию, Алекс быстренько ополоснулась и, натянув чистые штаны, занялась стиркой. Солнце давно село, и вечерняя прохлада покрыла ее тело гусиной кожей.

«Сейчас согреемся, – думала она, с силой шваркая рубахой в мутной воде. – Это тебе не „Индезит“. Тут все ручками. Средние века, блин».

– Ах, это ты! – раздался мужской голос.

Александра взвизгнула, прикрывая голую грудь мокрой рубахой.

К ней приближался соратник Ломано.