Оскал Анубиса

Снова тишина.

– Почему мы в действительности задумываемся о человеке всерьез только тогда, когда он умер? Почему… – она сделала глубокий вздох, что бы задушить подступающие слезы, – почему только тогда, – выдох, – мы начинаем справедливо его ценить?

Владыка Расетау молчал.

Мысли текли, как кровь из раны, цепляясь друг за дружку и перекликаясь.

Шорох простыней.

Шаги.

Послышался звук открываемой бутылки и плеск наполняемого бокала.

– Хочешь? – Анубису.

Он слабо мотнул головой, не сводя с нее пристального взгляда желтых миндалевидных глаз. Бетси равнодушно дернула плечом и залпом выпила содержимое.

Холодный огонь.

– Яду мне, яду, – процитировала шепотом девушка и присела на край кровати.

Сжалось сердце, заломило виски.

– О господи… – задохнулась она. – Что же я скажу Гору?!

И горько расплакалась.

– Знаешь, – всхлип, – я ведь могу жить дальше. Алекс был мне хорошим учителем. Фактически, он сделал меня такой, какая я сейчас есть. Он ни на минуту не давал мне расслабится. Он гнал меня своими язвительными статьями дальше, к следующей вершине, к еще большей славе. А теперь… Мы же ведь все когда-то умрем, – полувопросительно, – только сердце ноет…

Песиголовец присел рядом, на самый краешек кровати и привлек к себе Бетси.

– Если бы я не была такой эгоисткой, наверняка бы профессор был бы сейчас жив… Почему я была так легкомысленна?!.. Я же ведь знала, что на него покушались!! – почти срываясь на крик.

Хентиаменти посильнее прижал ее к себе.

Снова тишина.

Скоро начнется рассвет.

Элизабет стала забываться в спасительной дреме.

– Девочка, что я могу для тебя сделать? – тихо с заботой спросил владыка Расетау.

Она устало открыла глаза и сказала:

– Верни его…

Древний бог прищурился, словно всматриваясь в одному ему известные дали…

Свет…

Неслышный полет над зелеными холмами Англии…

Лица – белые тени… Молодая женщина, похожая на его мать, с венцом на голове и скипетром в руках…

– Дедушка, хочешь, я научу тебя считать? – улыбается.

Нет, на самом деле, это Джейн. Она стоит между двумя белыми столбами света, белое платье бьется в истерике от ветра. Ее руки – врата, глаза – строгий суд древних богов.

– Папа, стань на мое место, – кричит сильным глубоким голосом сквозь яростные порывы воздуха, – стань молнией, пусти стрелу тоски своей выше себя!

Вспышка…

Ночь в пустыне. Догорающий костер. Звенящее шуршание песка.

Убогий старец с тусклым фонарем и древним посохом оборачивается… Гор хитро улыбнулся и подмигнул. Сделал шаг и исчез…

Туман… Звонко падают капли воды…

Это стук копыт… Рыцарь в черных доспехах… Дыхание моря срывает капюшон его плаща…

Если бы можно закрыть глаза… Но их нет… Есть только Смерть в черных доспехах…

– Дедушка! – требовательно зовет внук.

Оборачивается…

Много солнца… но заслоняться от него не хочется… Его кипящее золото льется на мальчика и девочку, держащихся за руки… А за ними бесконечное поле подсолнухов и огромное, заслоняющее весь мир рыжее солнце…

– Дедушка, – внучка взяла его руку и мягко потащила за собой… – Пойдем, пора учиться считать…

Шейх, заложив руки за спину, молча стоял на восточной веранде. Занимался рассвет. Фиолетово-розовая дымка вот-вот должна была отпустить жаркое солнце Египта. Кирпичный «Марсам» в этом свете приобрел цвет розового мрамора.

Над Нилом стоял утренний миг прохлады и свежести. Скоро заплачет муэдзин, и город снова проснется. Откроются магазины, проснутся туристы, жизнь пойдет своим чередом, и никто не заметит того, что какой-то профессор какого-то университета сегодня не пойдет на работу и не выпьет свою утреннею чашку кофе. Только это дрянное воронье – репортеры топтались и галдели у его отеля всю ночь. Эти шакалы даже пытались взять интервью у него самого.