Читаем Осиновый крест урядника Жигина полностью

— Вот видите, уважаемые, даже похлебку из вас не сварить. Не годны вы для полезного дела, для самого малого, и — не годны! Ладно, будем считать, что первое знакомство состоялось. Теперь, уважаемые, вам ручки-ножки свяжут, посадят в сани, и поедем мы разговаривать. Может, и договоримся, может, и вы на что-нибудь дельное сгодитесь. Давайте, ребятки…

Жигина и Земляницына быстро и сноровисто связали, забросили в сани, как два бревна.

Ехали довольно долго. Жигин, стараясь не подавать вида, осторожно поглядывал по сторонам, пытаясь запомнить, на всякий случай, дорогу. Изредка успевал бросить взгляд на Земляницына и видел, что и тот водит глазами по сторонам. «Крепкий мужик, — невольно подумал Жигин, — хорошо, что вдвоем оказались, глядишь, и выцарапаемся, не сварят из нас похлебку…»

Лежал он неловко, на боку, ноги и руки, крепко перехваченные веревками, затекали. Попытался пошевелиться, чтобы улечься удобней, вздернул ноги и нечаянно толкнул возницу, который продолжал сидеть, не оборачиваясь, в передке саней; тот выругался негромко, обернулся, и они оба замерли, узнав друг друга. Да и как могло быть иначе, если встретились через много лет Семен Холодов и Илья Жигин, между которыми прошла в свое время деревенская красавица Василиса и сделала их врагами? Встретились неожиданно, в обстоятельствах странных и заковыристых, и оба в первое мгновение подумали об одном и том же: «А он-то здесь как оказался?»

Семен сразу же и отвернулся, хлопнул вожжами по бокам Карьку, а через некоторое время, по-прежнему горбясь в передке саней, не поворачивая головы, глухо и медленно, будто кирпичи ронял, посоветовал:

— Чего не спрашивают, про то не говорите, вам же лучше тогда будет.

«Боится, значит, что наше знакомство откроется, — догадался Жигин, — и как мудрено завернул, сказал как бы для обоих, а на самом деле — для меня, чтобы язык держал за зубами. Ладно, Сема, пока помолчу, погляжу… Понять бы — в какой ты ипостаси здесь обретаешься?»

Тропа между тем вильнула еще несколько раз, огибая безмерно толстые, могучие лиственницы, и выбралась на широкую круглую поляну. Посредине поляны стояло просторное, добротно срубленное зимовье, накрытое единой крышей, под которой свободно умещались и само зимовье, и баня, и дровяник, и даже колодец.

Перед зимовьем, почти у самого крыльца, стоял конь, запряженный в легкие, казалось, игрушечные санки, украшенные искусной деревянной резьбой — будто диковинные и невиданные цветы распустились. Земляницын приподнял голову, неловко вывернув шею, и грязное ругательство, как черный плевок, шепотом сорвалось у него с губ. Сразу признал старый служака и коня, и санки, да и как мог не признать, если любил разъезжать на этой подводе управляющий прииском, горный инженер Савочкин. А вот и сам он, вышел на крыльцо, глянул на приехавших людей и ловко, проворно, как мышка, исчез, неслышно притворив за собой дверь.

— Развязывай, — скомандовал господин городского вида, и Жигина с Земляницыным освободили от веревок, сдернули с саней и поставили на землю. Толкнули к крыльцу, и они пошли, неловко ковыляя непослушными, затекшими ногами.

Их протолкнули в двери, за которыми только что исчез Савочкин, провели через темный коридор, и они оказались в маленьком закутке, в котором имелась только широкая лавка, крепко прибитая к бревенчатой стене. На лавку их и усадили рядышком.

Господин городского вида вошел следом за ними и стал прохаживаться по каморке, заложив руки за спину, глядя в пол, словно о чем-то напряженно думал. Неожиданно вскинулся и весело представился:

— Зовут меня Егор Исаевич Расторгуев! — остановился напротив, слегка поклонился и продолжил: — А кто вы такие — я знаю! Знаю даже, что у Жигина жена пропала и несчастье случилось — сынишка помер. Примите мои искренние соболезнования, совершенно искренние. У Земляницына такого горя нет, и это очень хорошо, что нет горя, но может случиться, какое — не ведаю, но может, может случиться, все под Богом ходим… А теперь — о деле, ради которого вы здесь оказались. Дело пустяшное, можно сказать, даже копеешное. Из-за распутицы по осени с прииска золото не вывезли, которое за лето добыли, а требуется его в Ярск доставить согласно установленному порядку. Вот вы его и доставите, уважаемые. А на подмогу Земляницын еще и стражников своих возьмет. Целое войско получается! Да вы от любой напасти, если случится, отобьетесь. А как золото до места доставите, так еще и вознаграждение от господина Парфенова получите — денежное. Согласны?

— У нас начальство есть, чтобы приказывать, — глухо выговорил Жигин, стараясь не смотреть на Расторгуева.

— Начальство, господин урядник, далеко. А я здесь. Да и о жене своей подумай — хочешь ее назад получить или не желаешь? Соглашайтесь, уважаемые, пока я добрый. Выхода другого у вас все равно не имеется. На этом я точку ставлю, чтобы словами не мусорить, оставляю вас, но не прощаюсь вернусь за ответом. Вернусь скоро, так что времени на раздумья у вас мало.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения