Ошибка Творца

– Прежде всего, – тон адвоката обвиняемой был почти извиняющийся, – давайте проясним вопрос с экипировкой. Вами были куплены два прорезиненных плаща и две пары перчаток, идеальных для совершения кровавого убийства. Вы готовили членов своей игровой группы к преступлению?

Надя грустно улыбнулась, мягко обвела взглядом зал:

– Я готовила – как и всегда – членов своей группы к ролевым играм. Дело в том, что я единственная из всех могла себе позволить потратиться на хорошие костюмы. А мне не хотелось краснеть за своих игроков.

– Прошу присяжных принять к сведению информацию из переписки членов игровой группы. – И адвокат передал приставу несколько скрепленных листков.

Маша вздохнула: она помнила, что они нашли в компьютерах Таси, Никиты и Максима. Надя действительно субсидировала их фэнтезийные платья. Случайность, помогающая теперь защите выстроить логическую цепочку, где экипировка для убийства казалась нелепым совпадением? Она еще раз взглянула на спокойную красавицу за кафедрой. Черта с два! Ничего не было случайного во всей этой истории для Надежды Шварц.

– Ваш отец, – повернулся к своей подзащитной адвокат, – действительно пытался вас убить?

– Нет! – Зеленый всполох в огромных глазах взметнулся, чтобы быть мгновенно приглушенным опущенными веками. Маша нахмурилась – это было первое проявление чувств за все то недолгое время, что они с Надей были знакомы. – Он никогда не пытался меня убить. Он… – Она замялась. – Он пытался меня совратить.

По залу пронеслось дружное «ах!». Это было что-то новенькое: великий ученый норовит изнасиловать собственную дочь, возможный инцест… Андрей посмотрел на Машу со значением – вот и истинный мотив, как тебе? Маша кивнула: да, это было больше похоже на правду, чем история с отравлением, которую им выдал Никита.

– Ложь! – раздался вдруг женский голос из глубины зала. Обернувшись, Маша увидела бледную, дрожащую всем телом женщину лет тридцати. Опираясь на спинку стула, та с ненавистью смотрела на Надежду Шварц. – Отец… Никогда бы так не поступил!

– Порядок в зале! – прикрикнула судья и повернулась к Наде: – Продолжайте.

Надя вздрогнула, оборвав взгляд-связку с женщиной в черном.

– Моя сестра, – пояснила она присутствующим. – Последние годы живет далеко от нас, в Америке, и я не хотела ее расстраивать. – Она кивнула, будто подтверждая эту немудреную мысль, а затем, совсем уже было оправившись от замешательства, продолжила: – Но иногда так сложно все держать в себе. И я как-то не выдержала, рассказала обо всем ребятам из моей группы. Подозреваю, в голове Никиты все перемешалось. – Надя пожала плечами. – Он помнил только, что отец поступил со мной плохо, и перенес действие игр на реальность. Это, как вы сами видите, частый случай у участников ролевых игр.

– Подбивали ли вы Никиту Торнякова на совершение преступления?

– Если бы я искала себе соучастников, – спокойно сказала Надя, глядя только на присяжных, – то точно бы не выбрала человека, верящего в вурдалаков и говорящего с духами. Человека с официальным психиатрическим диагнозом. Я уже год жила отдельно от отца, и, если бы он снова начал ко мне… приставать, я бы просто пошла прямиком в полицию. Поверьте, единственное, в чем меня можно упрекнуть, это в неосторожных высказываниях в присутствии параноидального шизофреника. В свое оправдание скажу – о том, что Никита так тяжело болен, я узнала только после…

Надя опустила глаза, будто не в силах больше справляться со своими чувствами, а Маша отметила на автомате – тонкие руки дочери Шварца, сжимающие носовой платок, не дрожали. Да и сам платок был скорее данью мелодраме, слез дочь Шварца пока не лила.

– Крейцерова соната, – сказала Маша тихо, но Андрей ее услышал.

Но не понял:

– Чего соната?

Маша, продолжая смотреть на Надю, прошептала:

– Красивая женщина… делает гадости, а ты видишь что-то милое. Когда же она не говорит ни глупостей, ни гадостей, а красива, то сейчас уверяешься, что она чудо как умна и нравственна.

Андрей вздохнул, усмехнувшись:

– Цитата?

Маша кивнула:

– Прости, просто очень уж в тему.

А тем временем заключительное слово взял адвокат; прогуливаясь перед присяжными, он говорил ровным, скучным голосом. Но Маша понимала расчет – его речь была рассчитана не на сочувствие или сопереживание обвиняемой. Нет. Он говорил так же монотонно, как учителя в школе талдычат азы грамматики.

– Заключение психиатра о диагнозе Торнякова является полностью оправдательным для Надежды Шварц. Надежда Борисовна – здоровая, рассудительная девушка, а ни один разумный человек не стал бы вступать в преступный сговор с глубоко больным человеком. Сам характер тяжелого недуга Торнякова делает бессмысленным обвинение в преднамеренности или обдуманности совершенного им убийства. А именно наличие этих элементов образует состав преступления «убийства первой степени».

«Да, – думала Маша, – можно не проникнуться страстными речами, не обладать должным эмоциональным фоном, чтобы проявить сочувствие, но кто будет спорить с прописными истинами? Кто будет спорить, если перед ними стоит зеленоглазая и медноволосая Надежда Шварц?»