Нашли несчастного в пещере у озера; очевидно, запыхавшись и не в силах больше бежать, он решил хотя бы укрыться. Эйи в очередной раз поразился слабости и наивности.
Человек сидел и трясся, смотря широко распахнутыми от ужаса глазами. Он дёргался каждый раз, когда его преследователи делали шаг по направлению к нему.
Внезапно Эйи сделал жест остановиться.
— Можешь возвращаться. Он здесь один, я разберусь с этим.
Арк поднял брови, через секунду-другую нехотя удалился.
Твёрдое намерение обойтись без фокусов куда-то улетучилось; впрочем, произошло это ещё тогда, когда он подобрал пистолет.
Он никогда не видел пришельцев так близко. И ему, пожалуй, никогда не приходилось быть свидетелем такого сильного страха, который он ощущал почти физически.
Он сел на корточки и стал смотреть в глаза человеку.
Возможно, это была не лучшая идея: тот даже перестал трястись, он застыл, и теперь хватал ртом воздух, как рыба. Эйи боролся с желанием сделать резкое движение: останавливало понимание, что у того просто разорвется сердце.
В Эйи соединялись два чувства: интерес и отвращение. Сидящий, вжавшись в стену пещеры, человек уж очень походил на животное; причём даже не только из-за страха — Эйи не мог объяснить, почему. Но, что отвратительно — он будто был каким-то низшим животным; и это тоже было необъяснимо. Но вызывало любопытство.
Эйи достал пистолет и начал покручивать перед лицом человека. Удивительно, но его глаза даже на мгновение прояснились — он увидел что-то знакомое, то, что было ощутимо, материально, то, что держали его собственные руки; известное свойство сознания.
Но радоваться было нечему. Положение начинало раздражать Эйи, ему захотелось поскорее избавиться от этого комка страха, но в то же время рассмотреть получше. Поэтому он не нашёл ничего лучше, как приветливо улыбнуться и застрелить того.
После этого он долго осматривал труп.
— Эйи, мне нужно с тобой поговорить.
— Да?
— Мне рассказали, что ты пользовался оружием.
— Что?.. Кто? А… что за бред! Я же сказал ему уйти!
— Я тоже считаю, что поступок мерзкий. Он своё получил. Но, тем не менее, факт остается фактом.
— Простите меня за откровенность, но я не понимаю вашего беспокойства. Я никогда не держал в руках их оружие, а тому человеку всё равно нужно было умереть — мне и стало интересно, как оно работает.
— Но ты ведь не просто застрелил его.
Эйи поднял наивно-невинные глаза.
— Арк говорил, что ты очень долго смотрел на него — ладно бы это; но зачем тебе нужен был труп? Понимаешь, мне… как бы это сказать — людям… нужен психически здоровый жрец…
Она выразительно посмотрела Эйи в глаза и добавила:
— … что, в том числе, подразумевает безоговорочное повиновение.
Затем, быстро:
— Я знаю, что ты порываешься сказать. Свобода воли. Мне повторить тебе то, что вы все прекрасно знаете с самого начала? Вы все, мы все взаимосвязаны; мои желания — ваши желания; почему я так насторожена твоим поведением? Да потому, что ты знаешь, чего хочу я, и твои намерения совпадают с моими, но почему-то ты делаешь назло. Ты уподобляешься им. Зачем?
Эйи почувствовал, как к голове подступает жар. Он понял, что уже не станет жрецом.
— Я просто делаю, что хочу. Я, знаете ли, не намного хуже Вас.
— К сожалению, ты не знаешь, о чем говоришь.
— Нет, я знаю. Почему я должен от Вас зависеть? Может, это я должен возглавлять племя; меня слушаются люди, я обладаю всеми необходимыми качествами, я, в конце концов, чувствую свою исключительность; я один могу всем этим управлять, да и не только этим, я…
Он вдруг остановился. Он говорил то, что до этого никогда себе не говорил, о чём никогда не думал или, скорее, то, чего никогда не осознавал. Он смотрел на Неё изумлёнными глазами, как будто не сам сейчас Её ошарашил. Она первая пришла в себя.
— И что же, ты полагаешь, что ты выше остальных? — она исследующе прищурила глаза.
— Да, полагаю.
— И также ты полагаешь, что будешь являться таким при любых условиях?
— Что Вы имеете в виду?..
— Насторожился? Правильно сделал. Это здесь твоя наглая физиономия обладает влиянием; здесь вы все — под моей защитой, да не было бы вас без меня. Я вложила в вас лучшие качества. Я отбирала и отбираю каждого из вас. Я люблю вас только за то, что вы достойны этого. Ты себя кем возомнил? Ты действительно считаешь, что имеешь право на полную «свободу воли»; а, точнее — свободу глупого своеволия, — при том, что себе не принадлежишь? Ты хочешь быть, как те животные, которых вы вчера смели с лица этой священной земли?
— Вы не отличаете своеволие животных от своеволия высших существ.
— Ха-ха-ха! Я-то отличаю, прости конечно… Но вот животные… ха-ха… не всегда отличают…
Эйи ничего не ответил. Лицо покрыла дымка отсутствия и холода.
— А вообще, я здесь не чтобы тебя оскорблять, ну вынудил ты меня. Я что хочу узнать: ты и правда считаешь, что твои высшие качества, твоё влияние, словом, весь тот ореол достоинства, что тебя окружает, не исчезнет, как утренняя дымка, попади ты в другую среду?
— Как оно может исчезнуть? Это неотъемлемо. Это и есть я. Если этого не будет — не будет меня самого.