Ошибка (СИ)

Эйи смотрел ему вслед, задумавшись. Ему было искренне жаль этого человека. Он обрекал себя на верные страдания.

***

Он очнулся, лёжа на острых камнях. Очевидно, потеряв сознание, он скатился по насыпи. Тело болело, и голова гудела. Он немного приподнял шею и тут же опустил, неприятно ощутив острые камни под затылком — в глазах потемнело.

«М-да… Всё-таки Вы слукавили с тем, что Вас тут совсем не будет… Я прямо физически ощущаю Ваш смех».

Он лежал и смотрел на потемневшее небо. Вставать не хотелось — вообще ничего не хотелось.

Издали послышалось звяканье стеклянных бутылок. Мимо прошли два человека бомжеватого вида; один обернулся и спросил:

— Что, парень, совсем плохо, а?

— Да чё-то как-то совсем.

— У-у-у, а мне вот, знаешь, как паршиво бывает, вначале вот особенно, а потом ничего, привык, даже подвалом обзавёлся… — он пустился в длинные объяснения, почему никогда не стоит унывать; затем стал рассказывать о разных типах водки. Лежащий вытащил из кармана сторублёвую купюру и всучил бомжу, чтобы только тот отвязался. Довольный, он ушёл вместе с ворчащим от ожидания товарищем.

Наконец-то. Стали появляться первые звёзды.

Но тут тишина снова была нарушена. Звук чуть более приятный, чем будильник, но всё равно отвратительный. «Наверное, как обычно, какая-нибудь реклама. Хотя… Ладно, делать мне всё равно нечего».

— Алло?

— Мих, ты? Узнал меня?[2]

— Разве тебя можно не узнать… Как обычно, появляешься будто из ниоткуда.

— Что ж, прошу прощения. Представляешь, что сегодня было?! После всей этой бесконечной теории, от которой у меня буквально мозг взрывался, мы наконец-то практиковались — на имитаторе полёта! Это было… — он сказал слово на немецком.

— Умоляю, не пичкай меня своими длиннющими страшными немецкими словами! Я, знаешь ли, немного не понимаю.

— Ну… Замечательно! Невероятно! Просто… та-ак здорово!

— Что ж, последнее слово определенно лучшее.

— Знаешь, я ведь так нервничал перед этим, по-настоящему нервничал, мне ведь всегда… ну, понимаешь, что-то вроде необъяснимого желания — хотелось летать, я имею в виду, летать на огромном сложном аппарате, который каким-то невообразимым образом управляется мной, и теперь я знаю, что это вполне может случиться, потому что тренер сказала, что я был одним из лучших, понимаешь, она это сказала лично мне, чтобы никто не услышал — это ведь может оскорбить, но… я так рад! Мне та-ак приятно!!!

— Могу себе представить твои щенячьи глазки…

— М-м? Правда? Очень может быть, родственники вечно мне это говорят, но… ты-то как мог об этом узнать? Мы ведь ни разу не виделись!

— Честно — я не знаю. Мне просто так показалось, когда я услышал твой голос. И — мои поздравления, серьёзно. Знаешь, это замечательно, когда… когда у кого-то внутри горит такой огонь.

— А моя семья — они были просто поражены, хоть они и до сих пор говорят, что, стоит мне взлететь, смерть всех, находящихся в самолете, неизбежна… они… они никогда не верили в меня и не поверят, но, во всяком случае, теперь я хотя бы примерно знаю о своих возможностях, и это… очень обнадёживает.

— А ты не боишься летать на настоящем самолёте, мой друг?

— Эм, что ж, не совсем; что здесь может быть страшно, так это не сама машина, а поведение пилота, который в любом случае остаётся человеком; по правде, я больше уверен в самолёте, чем в себе. Но! Я верю, что можно довести себя до состояния автомата, и сейчас, повторюсь, я верю, что могу сделать это, несмотря на всё, что говорят родственники.

— Ларри, знаешь, это просто замечательно. И — честное слово — я тоже в тебя верю.

— Это та-ак вдохновляет! Я имею в виду, ты же мой единственный друг…

— Сочувствую.

— Да, кстати, я же совсем забыл — это, собственно, то, зачем я звоню — как ты думаешь, что, если я приеду в Москву на праздники?

— Ты действительно хочешь провести свои выходные в Москве?..

— Ну, так-то нет, но я подумал, будет очень интересно встретиться… Если это, конечно, не будет тебе в тягость; о, естественно, я не хочу никак тебя обременять, я просто хотел спросить, если вдруг…

— Всё в порядке. Я был бы очень рад, правда. Хотя на твоём месте я бы не стал повторять ошибки ушедших поколений.

— А?..

— Забудь.

— Так что ты думаешь на этот счёт?

— Знаешь, это… это было бы неплохо.

— Отлично! По-моему, довольно интересный опыт… А, и да… У тебя такой голос, будто… эм… всё нормально? Как ты вообще? Я такой эгоист, я ведь правда хотел спросить сначала, как у тебя дела, но мне так не терпелось рассказать тебе…

— Всё нормально. Ты слишком сильно беспокоишься о том, что подумаю я; завязывай с этим. Всё абсолютно нормально. Ты имеешь в виду, у меня грустный или недовольный голос? Что ж, ты забываешь о том, что у меня хроническая депрессия, как и о том, что я, в отличие от некоторых счастливчиков, живу в России. Что касается того, как у меня дела — что ж, меня, скорее всего, вышвырнут из университета за то, что нагрубил преподавателю. Хотя, она скорее походит на жабу, честное слово…

— Чёрт, это… это плохо… это очень плохо. Что конкретно произошло с этой жабой?