Для планеты Глории или кометы Фелицы было еще не время, но встающее из-за горизонта жаркое африканское солнце осветило плато и отразилось тысячей мелких лучиков из точки, завершающей рисунок на плато. Не в силах сдержать себя, Чижевский бегом направился туда.
Набежавший утренний ветерок согнал с поверхности плато крупную красноватую пыль и сухую траву. В каменистой поверхности стала видна небольшая впадинка, углубление явно искусственного происхождения.
На глубине пяти-шести сантиметров в ямке светилось розовое пятно.
Чижевский протянул к нему руку и почувствовал легкий ожог.
Похоже, в углубление был утоплен огромный розовый рубин – поверхность его, гладкая и словно светящаяся изнутри, обжигала руку, как уголек.
– Позвольте мне, патрон, – обратился к своему временному хозяину Гастон.
Он вытащил из кожаных ножен огромный кинжал – Чижевский привычно определил его как спецназовский – и, чуть разрыхлив мягкий камень вокруг предмета, двумя пальцами выковырнул большой камень.
В руках французского сержанта камень светился менее интенсивно, но все же светился.
«Поразительное зрелище, – подумал Чижевский. – Даже если с экспериментом, задуманным нами, ничего не выйдет – все равно, за эти месяцы он так много удивительного и прекрасного узнал про рубины, что не жаль ни затраченного времени, ни сил, ни денег…
Он бережно протер поверхность рубина руками. Камень все еще хранил тепло солнца и светился изнутри, передавая человеку свою безграничную энергию…
Вечером он засел за расшифровку глиняных табличек. Для придания осмысленности всему тексту чего-то не хватало… Вдруг, по наитию, ему вспомнилась беседа со старухой-карелкой под Петрозаводском. После «встречи» с шаровой молнией бабка заговорила на древних языках. Пока она говорила на китайском, арамейском и других мертвых языках, специалисты ее понимали, но как только начинала что-то причитать на горловом, с придыханием наречии, смысл ускользал… Не знал он звучания лишь двух языков – языка кельтов-друидов и языка жителей погибшей Атлантиды. Но написание… Ему пришла в голову шальная мысль:
– Бабуль, а попробуйте написать мне то, что вы говорили.
Бабуля на листе бумаги стала рисовать какие-то знаки, напоминающие ползущих в разные стороны червяков…
Он достал из кейса листок, заполненный странными закорючками пряжинской старушки, вчитался, вдумался…
Про великие открытия сначала говорят: «Это невозможно». Потом – «В этом что-то есть». И наконец: «Кто же этого не знает».
Если непонятную строчку на глиняной табличке из погребальной камеры царевича перевести как строку, составленную из знаков азбуки друидов, то получится: «Огонь сжирает султанат Мандару, он же (или такой же) – остров на Севере. Комета неизменно в определенное время пролетает мимо нашей планеты. При этом пентаграмма остается в центре загадки. Луч кометы, коснувшись двух розовых рубинов на ковше Большой Медведицы, сведет вместе судьбы двух людей, живущих в разных местах и в разные эпохи. Один из рубинов надо искать на плоскогорье в Камеруне, другой – в пещере в центре северного острова Руне».
«Ну, вот и все. Дальше дело техники. Завтра можно лететь домой. Или в Париж? Или в Лондон? Игра входит в эндшпиль…»
Ноутбук проглотил его версию дешифровки и перебросил по электронной почте информацию Егору.
Патрикеев не выдержал и через минуту связался с ним по телефону.
– Поздравляю. Но учти, нобелевку придется делить как минимум на двоих.
– Это почему? Не примазывайся, генерал, к чужой славе.
– Когда пришла от тебя почта, я как раз завершал написание своей новой поэмы под названием «Африканская загадка Нострадамуса». Читаю:
Чижевский устало откинулся в кресле отеля «Хилтон» камерунской столицы Яунде: