Я оглянулась и увидела стоящего за моим креслом Каллемана – бледного, с запавшими, горящими горячечным блеском глазами и с хищной усмешкой на резком, угловатом лице. Маг оперся на спинку моего кресла, прожигая взглядом сидящего напротив Ханта, и я даже сквозь плотную ткань жакета почувствовала, как холодны его ладони.
– Ну? – негромко, но оттого не менее страшно сказал маг. – Живо!
Хант растерянно посмотрел на него, вскочил из-за стола и замер, не зная, что делать.
– Эвелин, мы уходим, – резко произнес Каллеман.
Мои пальцы оказались в крепком захвате, и не успела я опомниться, как уже шла за магом к выходу.
– Как, дорогая, вы уходите?! О, лорд Каллеман, и вы здесь? Какая неожиданность! – прозвучал нам вслед голос появившейся в зале леди Арден. – И все-то вы торопитесь, все-то вы куда-то бежите, совсем забыли старых друзей, – не отставала Генриетта. Она шла за нами, нелепо гримасничая и многозначительно поглядывая на меня подведенными глазами.
Каллеман зыркнул на нее, но ничего не сказал и, открыв дверь, вытащил меня на улицу.
Он был зол. Нет. Не так. Он был в ярости. Проклятая девица! И чего ей дома не сиделось? Еще и костюм этот нацепила. Где были его глаза, когда он согласился купить это развратное нечто? Как можно было не увидеть неприлично короткую юбку? Или на манекене все смотрелось иначе?
Эрик глядел на открытые почти до середины икры хорошенькие ножки, и ему казалось, что все мужчины вокруг только на них и глазеют. Проклятье!
«Эдвардианские модели или современные?» – вспомнился вопрос управляющего. И почему он не выбрал старый стиль? Отчего поддался на умоляющий взгляд Эвелин? И потом, зачем было использовать такую сильную привязку? Но кто ж знал, что защита будет реагировать на любое, даже самое невинное прикосновение другого мужчины? Или оно не было невинным?
Эрик вспомнил восторженную рожу заезжего хлыща и скривился. Сразу видно, бреголец. Только у столичных жителей такая отвратительная манера носить эти нелепые щегольские усики, переходящие в козлиную бородку. Принес же рес!
Он поморщился. Тело болело, как никогда прежде. Похоже, его сорвало в самый разгар приступа и перенесло сюда, к Эвелин, которая якобы нуждалась в его помощи. Нуждалась, как же! Млела от общения с брегольцем и смотрела своими бездонными глазищами с таким восторгом, словно перед ней не обычный проходимец, а принц крови.
В памяти снова всплыло смутное воспоминание, преследующее его уже который час: полутьма комнаты, треск горящих поленьев, тепло, идущее от камина, подушка под головой. И губы, касающиеся его лба, щек, губ, тихо шепчущие что-то – нежное, бессвязное, трогательное. Что это? Иллюзия? Или правда?
Эрик покосился на идущую рядом девушку. Щеки раскраснелись, дыхание срывается, синий жакет мягко обрисовывает высокую грудь – и когда дамы перестали носить корсеты? – светлые пряди выбились из-под шляпки, блестят на солнце, вьются легкой волной, манят прикоснуться…
Рес! Не в силах больше смотреть на эти невинные завитки, он прошептал заклинание и открыл портал, увлекая за собой Эвелин. Хватит. Пора заканчивать с ненужной лирикой.
Пространственные слои дрогнули и раздвинулись, стены кабинета разошлись, пропуская в комнату, и тут же сомкнулись, оставляя его наедине с ресовой девицей.
– Что вы делали в городе? – не дав ей опомниться, спросил Эрик.
А в груди все пекло то темное, горячее, нетерпеливое. Полыхало болью и огнем. Плавило мозг. И снова вспоминались полные слез глаза матери, жестокое в своей правдивости лицо отца, непоправимые слова, прозвучавшие в темном холле Бронена.
– Собиралась найти новых поставщиков. Те, что сотрудничают с Броненом сейчас, привозят в замок испорченные продукты, из которых невозможно приготовить нормальный обед.
Эвелин смотрела на него спокойно, как на неразумного ребенка, да и говорила так же. И он неожиданно почувствовал себя другим. Что-то давило изнутри, ворочалось, заливало жаром, как разбухший нарыв. И хотелось то ли выругаться, то ли напиться, чтобы избавиться от непонятного ощущения, перебороть ненужную слабость, вернуть силы.
И все-таки странно. Раньше ничто не могло остановить приступ и выдернуть его из серой мути небытия, ни одно средство, ни одно заклинание, а тут – простое прикосновение, и он оказывается рядом с девицей, готовый вцепиться в глотку любому, кто ее обидит.
– Я вас об этом не просил.
Странные у нее глаза. Светлые, как небо в ясный день, и удивительно безмятежные. Такие бывают у довольных жизнью людей. Каратен ураз! Все, что он успел узнать о своей супруге, говорит о том, что судьба ее не баловала, так откуда, рес подери, берется этот проклятый оптимизм?