Ошибка «2012». Мизер вчерную

— Сакубона[163], Мгави, — прервала ход его мыслей Мамба, кивнула и с улыбкой похлопала по плечу. — Вижу, негр, твоя Сила вернулась к тебе. Держи её крепко и не теряй больше!

Говорила она дружески и с заботой, словно мудрая и опытная старшая сестра, разыскавшая в беде непутёвого брата.

— О достопочтенная Чёрная Корова… — Мгави снова ткнулся лбом в пол, его голос благоговейно дрогнул. — Благодарю тебя. Приказывай. Повелевай. Всё сделаю, что в моих ничтожных силах. Всё и даже свыше того…

— Я всегда знала, что ты хороший негр. К тому же с головой, — улыбнулась Мамба, но сразу оставила веселье и сделалась очень серьёзна. — Придвигайся ближе и устраивайся поудобнее. Слушай и запоминай.

Далее она перешла на шёпот и стала помогать себе жестами, причём не только рук, но и ног. Она рассказывала и про зловредных Змеев, и про испоганенную Игру, и про на всё чихающего Хозяина, и про перемены наверху… В красках, в деталях, очень подробно. Про всё, про всё.

Когда Мамба закончила свою повесть, Мгави вскочил как на пружинах и сжал кулаки.

— Пусть меня разорвёт леопард! — зарычал он. — Пусть того леопарда убьёт лев, а льва затопчут слоны! Скажи, Обеама, чего все ждут? По мне, время вместе отправляться на великую охоту! А-йи-зе!.. [164]

Мысль о том, что его столько лет дурачили какие-то репты, жгла, точно крапива. Да не та бледная немочь, растущая возле покосившихся российских заборов! Крапива имелась в виду африканская, от ожогов которой можно запросто испустить дух. Так вот что за поганые твари рассорили его с братом и, что ещё хуже, с дедом! С дедом, научившим Мгави в этой жизни всему. А он, сосунок, отблагодарил его плевком постыдной измены…

— На рептов, дружок, с одним копьём не попрёшь. Для этой охоты нужны Предметы Силы, — усмехнулась Мамба, погладила на груди ожерелье и испытующе посмотрела на Мгави. — Если бы, к примеру, нам удалось достать Флейту Небес! Мы на ней сыграли бы Змеям погребальную песню. Мир не без добрых людей, Нагубник уже нашли, а вот сам инструмент… Говорят…

— Да здесь она, эта Флейта! — неожиданно перебил Мгави, обрадованный, что способен помочь. — Она в кости вот этой левой ноги. Нужно только раздобыть Желчь пяти лиан… а впрочем… — Бывший тонтон-макут задумчиво погладил свою голень и твёрдо посмотрел Мамбе в глаза. — Режь мою плоть. Дроби кость. Доставай Флейту. Не жалей меня, могучая Обеама, я заслужил боль. Я готов всю жизнь ходить на костылях. Может, тогда дед и брат смогут меня простить… Действуй, Обеама, я не стою твоего сострадания.

Глаза его яростно сверкали, голос звенел, сразу чувствовалось — не шутил. Да уж какие тут шутки.

— Говоришь, Флейта здесь? — странно посмотрела на него Мамба, кивнула, и её голос тоже дрогнул самым неожиданным образом. — И Желчь пяти лиан не нужна? Дадевету! Ну ты и негр!

Она, что было редкостью, испытывала неуверенность. С одной стороны — если по уму, — надо было вытащить Флейту, на скорую руку залатать Мгави и поскорее отбыть. А с другой стороны… Мамба едва ли не впервые задумалась о том, что потрошить берцовую кость, — это вам не глистов выводить. Особенно когда ни условий, ни снадобий, ни времени для полного ритуала. А ведь негр и так уже настрадался. И что, спрашивается, ждёт его после? Гангрена, ампутация, костыли. Это в лучшем случае, со здешней-то лекаркой! Да и вообще не дело это — своих в тюрьме оставлять. Нет, нет. Думать надо. О том, как всем вместе выйти в маковое поле, под чистое рассветное небо, в котором машут крыльями голуби.

Мгави понял её взгляд по-своему.

— Обеама, я буду готов через минуту, — с прежней решимостью произнёс он и принялся закатывать штанину. — Надо только клеёнку какую-нибудь подстелить. Здесь люди после нас жить будут, а пол деревянный…

Он был спокоен и величествен, как Шака Зулу[165] перед боем на холме Г’окли[166]. Мамба вдруг поняла, что не зря выворачивалась наизнанку, вызывая Тинги-Ронго и Мпунгу.

— А ты, негр, наверняка ведь есть хочешь? — ошарашила она Мгави внезапным вопросом и жестом велела оставить в покое штанину. — Обед мы пропустили, но на ужин я приготовлю супчик, да, да, такой особенный супчик… Его вкус и аромат ты запомнишь надолго. А на сытый желудок нам лучше думаться будет, и про ноги, и про клеёнку. И вообще о том, что делать дальше. Ты ведь согласен со мной?

— Я… э-э-э… да… супчик, — Мгави ошалело кивнул, но потом изрёк с неожиданной твёрдостью: — Прости меня, Обеама, но я больше никого есть не стану. Прости ещё раз, но я так решил.

Мамба мысленно поморщилась. Что всё же русская Сибирия сделала с правильным негром!

— Э-э-э, Чёрный Пёс, ты, смотрю, совсем одичал, — рассмеялась она. — Разве в этом месте неволи сваришь из врага какой надо суп? Здесь кругом одни дурные болезни, зелье, отнимающее рассудок, и кашель, оставляющий вместо лёгких ошмётки. По-твоему, я всех нас решила угробить? Нет уж, сегодня на ужин мы будем есть супчик бруду[167]…

— Бруду? — отреагировал даже Абрам.