Ошибка "2012". Джокер

— - Ну вот и ладно, дело сделано, — сказал Фра­ерман и пошёл обратно к «Хаммеру». — Трогай, Ни- канор.

«Интересно всё же, почему Максим Максимович был так откровенен со мной? — думала между тем Варенцова — Всё рассказал, всех показат на экра­не своего ноутбука... И Панафидина, и Мирзоева, и братцев-ниггеров, и арийскую чету. Зачем? Пока­зать, насколько крут? Проследить мою реакцию? А может, просто полагая, что я уже не воспользу­юсь полученной информацией? Просто не успею? Хм. Уж не он ли, гад востроносый, мурру на меня натравил?.. Надо будет на досуге прикинуть хрен к носу...»

В это время в небе над крышами машин сперва заворчало, а после и загремело. Опять собиралась гроза. И опять — стремительно, из ниоткуда, прямо на глазах. Только что было ясно, и вдруг сгрудились тучи, небо от края до края прорезали сполохи зар­ниц. И тут же пошёл дождь. Нет, не так! Он изверг­ся, ударил Ниагарой, то, что по-английски называ­ется «вилами рукоятками вверх». По крыше и лобо­вому стеклу ударили струи, наводившие на мысли о пределах прочности автомобиля. По счастью, «Хаммер» оказатся отменно крепким, и единствен­ное, чего добилась стихия, это разбудила Тихона.

Кот равнодушно глянул на сверкание молний, смачно зевнул и требовательно подал голос:

— Мя-а-а-са!

Первая реакция Оксаны была — ах ты гад, ещё внеочередную кормёжку тебе? Да в кожаном инте­рьере, на который крошку обронишь, потом век не расплатишься?..

Однако не дремала и совесть, так что перед ум­ственным взором тотчас пронеслись все Тишкины геройства — и битва с муррой, и недавняя попыт­ка защитить её от зловещих поползновений фа­шистки.

Оксана пошарила в рюкзачке, вытащила баночку, подлепила кольцо, с чмоканьем открыла. И приня­лась кормить боевого товарища по-походному, с ру­ки, чтобы действительно не намусорил в богатом салоне. Рыжее пушистое рыльце тыкатось ей в ла­донь, даруя Варенцовой одно из приятнейших ощу­щений, отмеренных нам в этой жизни. Кто не кор­мил вот так любимого кота, тому не понять. Оксана поймала себя на том, что улыбается. В мире опре­деленно не всё было так плохо...

Сзади, в багажном отсеке, коротко вздохнул Шерхан. Оксана рассиропилась окончательно, выта­щила вторую баночку и протянула Наливайко.

— Может, дадите от нас своему малышу? Он у вас кошачий корм ест?

— Ещё как,— улыбнулся профессор. Вытряхнул «Ваську» на ладонь и протянул азиату: — На вот тебе от Тихона На брудершафт.

Джип тем временем проплыл по оврагу, легко форсировал косогор и, рассекая плотную водяную завесу, с рыком выкатился на берег Чёрной речки. С этого места можно было разглядеть Глуховку. Странное дело, но там грозы не было. Над дерев­ней висело нечто вроде «глаза бури». По периметру деревни полыхали молнии, а на единственной по­росшей лебедой улочке светило солнце, чирикали во|юбьи и, наверное, гудели в поисках нектара пчёлы...

— Ну дела, - удивился Фраерман и покосился на Никанора.— Ну что там немцы, не отстали? Едут ещё?

— А куда им деться из нашей-то колеи? — усмехнулся тот. — Вон тянутся малой скоростью. Как есть фашисты — слепят дальним.

— Это они, Никанор, со страху, — ответил Фраер­ман. — Терпи, казак, уже, считай, приехали. К празд­ничному обеду в честь дорогих гостей...

— В гробу я видел этих гостей, — буркнул Ни­канор. — В белых тапках. Дед мой, Савелий Петро­вич, был «автоматчиком»', прошёл всю войну. Где- то под Берлином лежит... Мне с этими пидорами за один стол в падлу садиться. Вот.

В это время оказалось, что «око бури» захваты­вало кусочек берега, противоположного глуховско- му. «Хаммер» внезапно выкатился из дождя, попав на совершенно сухой кусочек дороги.

Фраерман даже не особенно удивился, заметив стоявшую возле дороги ничуть не вымокшую ста- руху.

— Здорово, Ерофеевна! — громко окликнул Мат­вей Иосифович, высунувшись в окно. — К мостику подвезти?

— А ты, смотрю, встретил своих гостей забугор­ных..— одобрила Ерофеевна, изобразила неглубокий скрипучий поклон — и вдруг заулыбалась, обрадо­валась: увидела Варенцову. — Здравствуй, девонька, здравствуй, желанная! — Дотянулась в окошко, лас­ково тронула иссохшим пальцем за плечо. — Как жи- вешь-можешь-то? Никто не забижает?

Оксане вдруг показалось, что это её собствен­ная бабушка вернулась из невозвратного далека и разговаривает с нею душевно, как некогда в дет­стве.

— Здравствуйте, бабуленька,— обрадовалась она. — За заботу спасибо. А обижать — нет, никто не оби­жает...

— Ну вот и ладно, желанная, вот и ладно, — за­кивала Ерофеевна. Потом заглянула Варенцовой в глаза, — Я вот тебе боты-чоботы принесла. Хорошие боты-чоботы, проверенные, на строчёной стельке. У нас тут от хляби-сырости деться некуда, болота кругом...

— Докнерветтер! — донеслось со стороны <БМВ». Похоже, Отто был недоволен задержкой. — Цум той- фель! Катцендрейк!

— О, швайн, руссиш швайн... — вполголоса под­держала соратника доктор Киндсрманн, однако свою мысль до конца выразить не успела.

С другой стороны «Хаммера» из ольховых кус­тов вышел кузнец.