Ошибка "2012". Джокер

Часа через полтора под аккомпанемент металли­ческого скрипа появился куратор. Хмурый, с по­красневшим носом. Хоть и говорят, что Бог любит троицу, но третий визит в кладовую на Петра Пет­ровича повлиял до крайности негативно.

— А, стажёр, ты, — изрёк он, словно ожидал уви­деть на Оксанином месте кого-то другого. Потом махнул рукой, едва ли не всхлипнул и очень про­никновенно добавил: — Влипли мы с тобой, стажёр, ой влипли... Обратной дороги нет... Не будет нам пощады ни от тех, ни от этих. Попали мы, стажёр, в жернова...

Зря ли говорят, что у трезвого на уме, у пьяно­го—на языке. Варенцова заинтересованно ждала продолжения, но его так и не последовало. До само­го конца рабочего дня Пётр Петрович оставался тих и неразговорчив.

Наконец оба сняли сапоги, избавились от удуш­ливых защитных костюмов и покатили велосипеды малой скоростью к КПП. По пути встретили майора в бандане — тот, выставленный с кормокухни, без дела не сидел: забирал из клеток павших зверьков, видимо, чтобы не пропали зря шкурки.

Пётр Петрович с отвращением сплюнул.

— Палач, убийца, страшный человек... — шепнул он Оксане. Глянул на часы и показал малиновую книжку охраннику: — Девушка со мной. Пропус­тить без досмотра.

Велосипед едва повиновался ему — Пётр Петро­вич ехал по сложной кривой, не всегда совпадавшей с тропинкой, так что путь до знакомой полянки был отмечен ругательствами и приземлениями. Наконец удалось приковать байки цепью к стволу и — слава тебе, Господи! — подняться на борт. Потом была другая поляна, красный «Юпитер» с коляской, ка­ска с забралом, выбоины шоссе...

Кривоватая вывеска «Горбаня» показалась Окса­не родным причалом.

— Ну вот, товарищ стажёр, пока всё. — Пётр Пет­рович выглядел смертельно серьёзным. — Поздрав­ляю с боевым крещением. Думаю, мы сработаемся... Завтра в девять ноль-ноль вам будет звонок, встреча по паролю, пароль всё тот же: «Говорят, грачи при­летели». Не забудьте отзыв. Ну, до связи.

Быстро оглядевшись по сторонам, он вжал голо­ву в плечи и под рёв мотора исчез в туче сизого выхлопа

«Вот клоун, — передёрнуло Оксану. — А я дура...»

Больше всего ей сейчас хотелось под душ, смыть ароматы зверофермы. А по большому счёту — сбе­жать. Стремительно и без оглядки, куда глаза гля­дят. Подальше от всяких там Максимов Максимы- чей с Петрами Петровичами. От норок с обгрызен­ными лапами — хотя уж чего-чего она вроде бы в жизни своей не видала..

Сколько раз за минувшие годы её посещало по­добное желание? Прав всё же был мудрец Соломон: «И это пройдёт...»

Выйдя на площадь, Оксана сразу увидела давне­го своего знакомца — бомжа Никиту. Тот, даром что блаженный, вовсю торговал.

Да не чем-нибудь, а вяленой рыбой!

— А вота щука зубаста! А вота плотвичка глазас­та! Гайдар с Чубайсом поели, йотом кишкою скор­бели. А вота щука зубаста...

Увидев Оксану, он заулыбался ей, как родной.

Возьми лещика, душа-девица. Икряной, зко- логическй, без глисга. Вкус - во рту тает...

Глаза у Никиты были добрые, лик — евангельски светел, и уже рыба казалась добытой не иначе как в море Галилейском.

— Спасибо, денежек нет, — улыбнулась в ответ Варенцова. — Была одна монетка стоящая, да и та тю-тю...

— А ты возьми так, — одарил ее лещом Никита Кашлянул и вдруг перестал улыбаться. — Ты, девка, это... того... Поглядывай нынче по сторонам. Сон у меня намедни был скверный, а сны у меня, желан­ная, все вещие. Так что, как говорится, на Бога-то надейся, а сама, девка, держи ушки топориком...

— Ага, и хвост пистолетом, — в тон отозвалась Оксана нахмурилась, мотнула головой. — Спасибо за леща и за ласку. И за сон в руку. Учту.

Посмотрела в мудрые, синие, как небо, глаза, бла­годарно кивнула и пошла к себе.

Тихон валялся на кровати — рыжий, усатый, раз­мерами с диванную подушку. При виде хозяйки он вытянул лапищи, пару раз показал и спрятал здоро­венные когти.

«Ещё расту, — вспомнив наклейку на чьей-то „Оке", умилилась Оксана. — А так я — тигр !>[45]

Будешь хорошим мальчиком, — сказала она вслух, — дам леща Настоящего, с икрой. Экологиче­ского, говорят.

«Ну, если экологического...» Тихон встал, потянулся, вывернулся в зевке, про­демонстрировав вполне внушительные клыки. Мяг­ко спрыгнул с кровати, подошёл, хотел потереться в ногах, но принюхался и брезгливо потряс лапой. «Фи, и где ты только шаталась1» И всё-таки потёрся, отчего Оксанино сердце ока­тило тёплой волной. Она знала что меньший брат её не бросит. Ни при каких обстоятельствах...

Она открыла форточку и скоро уже стояла под душем. Казалось, холодная вода смывата грязь не только с тела, но и с души. Постепенно полковнику Варенцовой расхотелось куда-либо бежать, все про­блемы стали казаться так или иначе разрешимыми, все жизненные тяготы и безобразия утратили ауру окончательности и безнадёги. Сейчас она поужинает (ах, лещ, экологический, икряной...), немного отдох­нёт, а потом отправится с Тихоном на променад. Вёрст этак на восемь. Ну а уж потом — на заглад оч­ку — почитает Краева, дарёный роман. Да... Краев... Олег.- «Боженька, ну присмотрел бы Ты за здешней сотовой связью, ну что Тебе стоит, а?.>