Ошибка

– А теперь послушай внимательно, – Эйи пододвинулся к нему поближе, положив свою руку на его, – мне нужно, чтобы ты сыграл именно свободу воли. Не насущную потребность, которая не дает тебе жить, а вполне осознанное желание. Пусть и неправильное, но твое, собственное, то, которое ты можешь сам себе объяснить и которое возникло в твоем личном сознании, которому нет предпосылок…

– Я попробую, – Глен сверкнул глазами. – Но это будет сложно.

– Я знаю, ты любил играть в шахматы. Уж извини, предоставить тебе это не могу… но могу провести аналогию. Ты ведь во время партии проявляешь собственную волю, да? Хотя она и диктуется условиями, но, насколько я знаю, у тебя всегда есть несколько вариантов. А твой соперник – он может быть кем угодно; это для тебя не имеет значения, ты просто выбираешь ходы, которые наиболее верно приведут тебя к победе.

– Подожди, кажется, я немного понял… А в нашем случае, получается… чего может захотеть жрец? Ну разве что – самому стать божеством?

– Прекрасно.

– А зачем?..

– Да в том-то и дело, что неизвестно, зачем! Главное – это его воля, она не зависит от внешних обстоятельств, и он может себе ее объяснить, ну там, к примеру, какими-то своими выдающимися качествами, возможностями, которыми другие не обладают, и так далее, и тому подобное; да что угодно! Прояви фантазию.

Глаза Глена блестели инициативой.

– Знаешь, это звучит… замечательно!

– Ну что ж, – сказал Эйи, – тогда я буду тем самым божеством. И не переживай, если у тебя вдруг сразу что-то не будет получаться – это к тому же своеобразная импровизация выйдет – я буду направлять твои действия и слова, тебе останется только войти в роль и не выходить из нее до конца; это должна быть крайняя степень сосредоточенности – отнесись к этому серьезно.

– Хорошо. Я понял.

Играли едва не до рассвета. Поначалу Глен и правда чувствовал неуверенность: он все никак не мог синхронизировать свою роль и собственный разум, отсюда было ощущение, будто он все делает неестественно. Эйи это понимал; именно поэтому до самой кульминации они воспроизвели несколько «ознакомительных» сценок для того, чтобы Глен адаптировался. Да Эйи и самому, по правде говоря, сложно было без предварительной подготовки войти в роль.

Теперь, когда оба немного попривыкли, самым важным было не просто отождествить себя с персонажем на уровне сознания, но и не упустить этого, продержаться так до конца. Это не было бы необходимо, находись они в простом театре, где сценарий расписан и выучен заранее; но в данном случае это было обязательным условием. Основной целью, с которой Эйи все это задумал, было заставить Глена почувствовать свободу, причем аж двойную: не просто свободу игры, освобождение от личного «я», но и ту самую свободу воли внутри этой игры, подразумеваемую сценарием. Для этого – Эйи понимал – Глену нужно было проделать значительные усилия.

На самом моменте прямого проявления конфликта у Глена поначалу возникли проблемы: из-за умственных усилий, направленных на осознание понятия «свобода воли», он не мог должным образом сконцентрироваться на роли. Он озвучил то, что должен был сказать, но как-то машинально; Эйи показалось, что синхронизация в этот момент была упущена. Тогда он решил немного помочь, проявив неожиданно сильные эмоции; в совокупности с ними слова, которые они сопровождали, вернули Глена в роль отступившего от правил жреца. И в ответ на эти слова, уже вполне искренне, с каким-то экзальтированным взглядом, Глен прокричал:

– Потому, что я так считаю нужным!!!

Эйи не мог не прикрыть глаза с удовлетворением.

Развязку доиграли с меньшим жаром, но все с той же сосредоточенностью; больше Глен ее не терял.

В конце, когда они уже возвращались в шале, он сказал:

– А знаешь, я ведь в тот момент действительно почувствовал, что значит «свобода воли» … У меня были такие сильные эмоции. И такие необычные. Правда, сейчас я вряд ли смогу это описать…

– Это нормально, – улыбнулся Эйи. – Поверь, большую часть времени твое сознание живет отдельно от тебя и выносит свои уроки; главное, не запускать его совсем. Даже человек, уподобившийся животному, имеет ценность, пока в нем продолжает гореть этот огонь: по крайней мере, у него есть надежда на дальнейшее освобождение, если он предпримет усилия; но даже если нет, то у него хотя бы есть шанс прожить более-менее наполненную смыслом жизнь.

«И все-таки Вы были не совсем правы, когда сказали, что все его увлечения служат исключительно для того, чтобы отвлечься» – подумал Эйи затем.

Глен обдумывал его слова. Затем сказал:

– Спасибо тебе еще раз огромное за все.

Эйи поравнялся с ним и взял его за руку.

– Ты не боишься?

– Чего бояться… Просто необычно, что раз – и все… Кстати, только сейчас понял – я ведь не думал об убийстве тогда, когда полностью входил в роль и даже сейчас, когда ты говорил это все.

– Что ж, Глен, это прекрасно. Но сейчас, конечно же, опять думаешь…

– Куда деваться.

– Хвала богам, тебе есть куда. Просто – если будет страшно, или еще что – ты не стесняйся, говори. Я поддержу, как смогу.