– Всегда. Ну знаешь, разве что только… Когда я играю на скрипке, это желание ощущается менее отчетливо; когда танцую, в определенные моменты я и вовсе ничего не чувствую. А так все время.
После небольшой паузы он спросил:
– Но скажи, Эйи… Почему… Почему это все досталось именно… мне?..
Он уставился перед собой. Эйи не перебивал.
– Я порой чувствую себя таким одухотворенным созданием, способным на многое… Но эта жажда, она мне жить не дает. Она все силы из меня вытягивает. Целыми днями, Эйи, – он вдохнул, – целыми днями, когда я не был еще в диком состоянии, я думал только о том, как усмирить это желание, как не дать ему разыграться. Малейший шаг в сторону мог оказаться провалом. Я поздно понял, что провал неизбежен; точнее, когда он произошел, я уже не хотел ничего понимать. Если б ты видел, что… что я делал с теми людьми… их крики… они давали мне такое блаженство, их пронзительные вопли, переходящие в хрипы, мне хотелось еще, и еще, и с какого-то момента мне уже становилось досадно, когда они умирали, я жалел, что они не могут вечно страдать на моих глазах, но в то же время сам момент смерти был таким… упоительным, о, я никогда не испытывал чего-либо приятнее, это было невероятно, но мне хотелось больше, даже когда я, казалось, давал себе свободу, эта жажда меня убивала, все сильнее и сильнее… Почему я не мог просто не появляться на свет, Эйи, я не хочу больше!.. – на этих словах он уронил голову и разрыдался; сел на землю, свернувшись в комок, по которому тут же рассыпались густые волнистые волосы. Позже к рыданиям добавились какие-то завывания; эту манеру трудно было не узнать, трудно было не провести соответствие.
Эйи стремительно подошел к Глену и обнял его.
– Скоро закончится. Можешь быть уверен. Совсем закончится.
Тот стал завывать как-то более освобожденно, что ли; Эйи гладил его по голове, по спине – словом, проделывал все то, что успокоило бы его самого.
Немного утихнув, Глен поднял на того красные от слез глаза и спросил:
– А у тебя, выходит, есть эмпатия?
Вопрос был задан настолько невинным тоном; до этого Эйи как-то не предполагал, что ее может совсем не быть…
– Ну, да, конечно, она у меня есть.
– Интересно…
Немного погодя Глен снова задал вопрос:
– Меня убьет… она?
Эйи кивнул.
– Но я не хочу, чтобы это делала она. Я бы не хотел… видеться с ней… Нет!
– Послушай, – сказал Эйи мягко, – так надо. Иначе ты родишься снова, и там уже я не смогу тебе помочь.
– Нет, не хочу снова…
– Тогда тебе придется прийти к ней, Глен. И знаешь, честное слово, – Эйи улыбнулся, – с тобой случится то, о чем я мечтаю уже на протяжение нескольких жизней. Разве не стоит оно того, а?
Глен посмотрел в глаза Эйи каким-то по-детски беспомощным взглядом.
– Эйи, спасибо тебе за все, – проговорил он. – Большое спасибо.
– Я бы отступился от своего же принципа, если бы тебе не помог, – Эйи улыбнулся. – К тому же, на твоем месте мог быть и я сам… Но сейчас! У меня запланировано кое-что поинтереснее, чем музыка или танцы.
Глен посмотрел заинтересованно.
– Мне кажется, – продолжил Эйи, – ты был бы неплохим актером. Ты очень хорошо скрываешь внутреннее состояние; это хороший навык. Посмотрим, сможешь ли ты не просто скрывать его, но и добавлять предусмотренные сценарием эмоции так, будто они настоящие.
– Мы будем играть спектакль? – с любопытством спросил Глен.
– Ну, не то чтобы спектакль, – рассмеялся Эйи. – Так, пару сценок.
Глядя на заинтересованное лицо собеседника, Эйи продолжил:
– Смотри, представь, что есть некое племя. Там есть вождь, есть жрец, есть воины, и есть божество, которому они поклоняются. Кем бы ты хотел быть?
– Жрецом, – недолго думая, ответил Глен. – А… что он делает?
Эйи снова засмеялся.
– Интересный ты. Ну, жрец – это как бы посредник между божеством и племенем; он руководит различными ритуалами, но не только – он еще старший среди воинов и в случае войны ведет их в бой.
– А зачем тогда вождь?
– Ты все правильно понял, вождь не нужен. Жрец вполне заменяет его; к тому же, это дает людям возможность подчиняться непосредственно воле божества, а не прихотям какого-то человека.
– Но ведь жрец – тоже человек.
– Верно, – Эйи улыбнулся, – но если он исказит пожелания божества ради собственной выгоды, то ему потом придется плохо. Так что в его интересах проявлять дипломатические качества.
– Ясно.
– Но я не хочу, чтобы ты просто сыграл жреца, – Эйи посмотрел на Глена с искорками веселья в глазах. – Мне нужен конфликт, неразрешимое противоречие между волей божества и волей жреца.
Глен глянул на того с удивлением.
– Но как такое может возникнуть?
– Очень просто. Когда у жреца появляется иллюзия свободы воли.
– То есть какие-то… собственные желания?
– Да, мало того, что собственные, так еще и неправильные.
– Я не смогу это сыграть. Мне не очень понятно про свободу воли, а если она должна быть еще и неправильной…
– Ты-то не сможешь? – Эйи заглянул ему в глаза.
– Погоди… – Глен посмотрел в сторону.