Мимо огромных окон гостиной медленно течет Стонгон, и дождевые капли, ударяясь о поверхность воды, образуют маленькие, мгновенно исчезающие кратеры. На другом берегу реки, в сторону улицы Таннерфорсвеген, взбираются по склону холма просторные виллы. Хотя жить, кажется, лучше все-таки на этом берегу, ближе к центру.
Насколько известно Малин, Катарина Фогельшё проживает одна в большом доме, выстроенном в тридцатые годы в стиле функционализма[51] у самого Стонгона. Сейчас она настроена более дружелюбно, чем тогда, на драйвинг-рэйндже.
— Спрашивайте, — с улыбкой обращается она к полицейским. — Постараюсь ответить как можно лучше.
— Знали ли вы, что ваш отец пытался выкупить Скугсо у Йерри Петерссона? — спрашивает Харри.
— Я знала, и мне это не нравилось.
— Почему?
— Для меня это был пройденный этап. Ведь у нас и без того есть все, что нужно. Хотя, разумеется, я не могла ему помешать. Йерри… Йерри Петерссон был законным владельцем замка. И все на этом.
— А ваш брат? — спрашивает Малин и смотрит на Катарину.
Та будто борется с чем-то, и Малин кажется, что, если спросить ее прямо, она заговорила бы и открыла некую тайну, которая повела бы их дальше.
— Он как будто был согласен с отцом.
— Вы злились на него за его аферы?
— Так вы знаете об этом?
Катарина разыгрывает удивление.
— Очевидно, отец допустил ошибку, доверив моему брату семейный капитал. Он никогда не был финансовым гением. Но была ли я зла? Нет. Вы знаете о датском наследстве?
Малин кивает.
— И вы по-прежнему верите, что мы убрали Петерссона с дороги только потому, что он был единственным препятствием между нами и Скугсо?
Малин смотрит на напарника. Его взгляд блуждает где-то за окном, и она пытается угадать его мысли. Карин Юханнисон? Может быть, а может, и нет. Ты ведь женат, Харри, хотя кто я такая, чтобы осуждать тебя? У нас общие тайны, Харри.
— Вам следовало бы рассказать нам об этом на площадке для гольфа, — укоряет Катарину Малин.
— На драйвинг-рэйндже, — поправляет Катарина и пожимает плечами.
— Как вы думаете, почему ваш брат убегал от нас?
— Он сел за руль пьяным и не хотел угодить на месяц в тюрьму. Фредрик страшно пуглив, как я уже говорила.
— Вы живете здесь одна? — спрашивает Малин.
— Да, я живу одна с тех пор, как развелась.
— А дети есть?
— Нет, слава богу.
— А любовник? Врач. Он живет здесь?
— Что вам до него?
— Простите, — извиняется Малин. — Разумеется, нам нет до него никакого дела.
— Здесь нет никакой любви, — еще раз поясняет Катарина. — Всего лишь несколько сеансов действительно хорошего секса — вот что время от времени нужно женщине. Вы ведь знаете, как это бывает, да?
СМС от Туве.
«Слышала твое сообщение. Я была в кино».
Все верно. Она собиралась в кино.
Что мне ответить?
Малин отвечает: «Отлично! Я знаю». А не: «Ты приедешь вечером?»
Харри за рулем. Везет ее домой, в квартиру.
Только бы выдержать еще один вечер одиночества, если он мне предстоит.
Юбки.
Рубашки.
Сандалии.
Фотоальбом.
Малин входит в свою квартиру и видит всю свою жизнь, сваленную на полу в кучу.
Сумки и коробки с ее одеждой, обувью, книгами и прочими вещами. Все аккуратно разложено. Когда Малин понимает, что произошло, ей хочется плакать, и она опускается на пол в прихожей. Однако как ни старается выдавить из себя слезу, ничего не выходит.
«Мои вещи — это я сама, — думает она. — Нет, это даже не я. Они скорее свидетельства бессмысленности моего нынешнего существования».
Янне приезжал сюда днем с ее вещами. Открыл входную дверь ее запасным ключом, а потом бросил его в почтовую щель.
Она хотела сама забрать вещи, когда Янне и Туве будут дома. Чтобы они пригласили ее к накрытому столу и предложили чего-нибудь горячего, чем она смогла бы отогреться после мороза одиночества, утолить свою жажду и утешиться.
«И вместо всего этого вся моя жизнь, сваленная в кучу в этой грязной, маленькой, затхлой и сырой одинокой квартире.
Интересно, помогала ли Туве Янне? Неужели они сговорились против меня? С другой стороны, чего же я хотела? Ведь я ударила его. На глазах Туве. Как, черт возьми, я могла? И чем я лучше того отца и брата из нашего предыдущего расследования?
Боже, как же я скучаю по вам! Я скучаю так сильно, что моя тоска переходит границу допустимого, и вы исчезаете, заменяетесь чем-то другим.
Но почему здесь нет дочери? Туве, где ты? Здесь твои вещи. Ты ведь не могла забрать все с одного раза, ведь так?»
Малин сидит, прислонившись спиной к входной двери.
В руке бутылка текилы, но она не пьет. Вместо этого она достает папки с бумагами по делу о Марии Мюрвалль из сумки, доставленной ее мужем, и читает.
Она видит Марию Мюрвалль сидящей на полу, совсем как она сама сейчас, в другой комнате. Одинокую, изолированную, оглушенную, запертую в границах небытия, может страха, но не такого, который знаком всем нам, остальным.