Осенний мост

«Пятьдесят, — сказал Хидё, — вооруженных ружьями».

«Двадцать пять, считая тебя, — сказал Гэндзи. — И вполне достаточно будет луков со стрелами».

«Двадцать пять, с ружьями», — сказал Хидё.

Гэндзи раздраженно вздохнул.

«Ну хорошо, пусть будет двадцать пять с ружьями».

Теперь, когда нападение сделалось неминуемым, Хидё был рад, что настоял на этом числе и на огнестрельном оружии. Он взглянул на своих людей. Они смотрели на него. Они, не дожидаясь приказа, уже приготовились отражать нападение. Смит ничего не заметил. Он ехал с таким же небрежным видом, как и прежде.

— Мужчины и женщины, — сказал Смит, — ведут себя так, как им то предназначено природой, а не так, как того требуют правила, созданные людьми.

— Таковы христианские верования? — поинтересовался Гэндзи.

— Таковы факты, которые я наблюдал на протяжении всей моей жизни на Гавайских островах.

— Мы с Эмилией были заняты, каждый — своей работой. Она проповедовала христианскую веру, а я разбирался с политическими кризисами.

— Что, все шесть лет?

— Последние шесть лет выдались чрезвычайно насыщенными, — сказал Гэндзи.

— Господин! — послышался голос Хидё. Хидё пришпорил своего коня и подъехал к Гэндзи. С востока к ним приближался всадник.

Это был гонец от князя Саэмона.

— Похоже, эти двое не испытывают друг к другу теплых чувств, — сказал Саэмон, указывая на Фаррингтона и Смита. Те ехали бок о бок в полном молчании и демонстративно смотрели куда угодно, только не на спутника.

— В недавней войне между американцами они выступали за разные стороны, — пояснил Гэндзи.

— Интересно, продлится ли их вражда двести шестьдесят лет, как это случилось в Японии?

— Американцы больше думают о будущем, чем о прошлом. Похоже, они не повторят наших глупостей.

— Это возможно, только если обе стороны будут прилагать значительные усилия к примирению, — сказал Саэмон.

— Мне остается лишь согласиться с вами, — сказал Гэндзи, — и искренне надеяться, что в данном случае так оно и будет.

— Я разделяю ваши надежды, — сказал Саэмон.

Хидё отвернулся, чтобы скрыть свое недовольство. Эти небрежные, шутливые намеки на то, что предки этих двух князей принадлежали к разным сторонам, раздражали его. Гэндзи был слишком беспечен. То, что Саэмон Лживый находился теперь среди них, еще не означало, — как, судя по всему, думал его господин, — что нападение сделалось невозможным. Это всего лишь меняло возможные варианты предательства. За каждым из людей Саэмона следило по два самурая Гэндзи. Сам же Хидё готов был зарубить Саэмона при первой же провокации.

— Насколько я понимаю, — сказал Саэмон, — они также соперничают из-за вашей гостьи, мисс Гибсон.

— Вы прекрасно информированы, князь Саэмон.

— Не особенно, князь Гэндзи. Просто о них и о мисс Гибсон ходит много разговоров.

— И обо мне?

Саэмон поклонился.

— Увы, это неизбежное следствие. Как ваш друг и союзник, я должен посоветовать вам как можно скорее обособиться от этой дамы. Политическая ситуация сейчас очень нестабильна. А из-за нее вы теряете ценную поддержку, которой в противном случае могли бы располагать.

Хидё не удалось до конца подавить недобрый смешок. Саэмон — друг и союзник Гэндзи?

— Ты желаешь что-то добавить, Хидё? — поинтересовался Гэндзи.

— Нет, господин. Я просто закашлялся. Вдохнул поднятую пыль.

Гэндзи обратился к Саэмону.

— Всякая поддержка, в которой мне отказано из-за присутствия мисс Гибсон, это поддержка, лишенная внутренней сути, и я не жалею об ее отсутствии. Но в любом случае, у нее скоро помолвка, и вскорости после этого она покинет Японию.

— В самом деле?

Это было удивительное открытие, и Саэмон сомневался, стоит ли ему верить. Он знал, что Фаррингтон и Смит вроде как ухаживают за Эмилией. Но он предполагал — и намеревался так считать и далее, пока не получит каких-нибудь более веских доказательств, чем слова Гэндзи, — что все это не более чем фарс, затеянный для того, чтобы эти четверо могли плести интриги вместе. Ему пока что не удавалось разгадать суть этой интриги, но заговор, в который вовлечено так много людей, не может долго оставаться тайным. Именно потому всегда, когда это только было возможным, о его интригах самого Саэмона не знал никто, кроме него самого.