Осенний лис

— Слепой бросок идет за два. Птичка ее деревянная, знаешь, как ненавистью напиталась? — Жуга вздохнул. — Убивать они кого-то едут. А вот кого — другой вопрос. Что за замки тут окрест?

Рифмач наморщил лоб.

— Сейчас, дай вспомню. Словенич далеко, с той стороны... Так стало быть, остаются ближние — Зарад, Ражданы и Эшер.

Жуга напрягся, привычно уходя в темноту, сплетая вместе нити прошлого, скользя по временной спирали. Как это делала Линора? Путей у фургона было множество, но только три сверкали в темноте алмазной тропкой. Какой из них был верен, гадать почти что не пришлось — лишь один пересекался в будущем с его собственным.

Жуга открыл глаза.

— Эшер, — сказал он. — Они едут в Эшер.

* * *

— Хозяин замка, Хьюго Эшер поселился здесь лет двадцать пять тому назад, с женой и двумя сыновьями. Поговаривают, что он перебрался сюда откуда-то с севера, может, и с Британских островов. Жену его звали Иннельда. Иннельда Эшер. Она тоже приехала с ним оттуда. Детей у них не помню, сколько, помню только, что два сына было... Под старость он, похоже, малость тронулся умом (он и раньше-то был с прибабахом — стоит только посмотреть, где он свой замок возвел!), жену свел в могилу, женился снова на девчонке...

— И все-то ты знаешь.

— Мне ли не знать! — усмехнулся рифмач. — Так вот. Старший сын от отца ушел. Черт знает, что они там не поделили. Челядь всю он тоже затиранил, кто сбежал, а кто и сам таким же сделался. В последнее время слух пошел, что людей он нанимает — ну, война, чего уж, понятно... Может статься, что всадники те — как раз они и были.

— Ну и бояре тут у вас, внизу, — задумчиво проговорил Жуга. — Кого ни тронь — гадюка на гадюке.

— Уж какие есть...

Три странника шагали по дороге. Темнело. В облаках проглянул мутный круг полной луны, высветились тени. Потянуло ветерком. Почуяв холодок, путники невольно зашагали быстрей. Некоторое время Вайда молчал, затем продолжил снова:

— Ходит тут еще одна история...

— Хорош болтать, рифмач, — угрюмо оборвал его Иваш. — На кой нам черт все это знать?

Скрипач, и без того немногословный, теперь совершенно замкнулся в себе. Всю дорогу он шел молча, лишь часто сглатывал, и то и дело прикладывался к фляге. На горле его багровела темная полоса от веревки.

— Тебе, может, и ни к чему, — сказал Жуга. — А нам, глядишь, и пригодится. Рассказывай, Вайда.

— Да нечего рассказывать. Петь надо. Довелось мне как-то раз в одной таверне побывать, и там один парнишка пел по-саксонски. Я слова перевел, как мог, только вот на музыку они не ложатся, хоть тресни. Я уж и так, и этак... Вот, послушайте:

Нет, королева, я не шут, хотя и был шутом,
Но время всех меняет год от года.
А я не шут, не такова моя природа,
Пусть даже мне придется пожалеть о том.

Моим вы радовались шуткам и забавам,
Когда средь сонма важных подлецов
Презревши все, смеяться вам в лицо
Мне одному дано лишь было право!

Я был для вас привычным дураком,
И на меня не обращали вы вниманья,
Но знали ль вы, какие чувства и страданья
Скрывались под дурацким колпаком?

И пусть мне суждено лишиться головы,
Я снова повторю, смеясь сквозь слезы:
Я счастлив, ведь исчезли все вопросы
С ответом, тем, что мне не дали вы.

Вы испугаетесь, я снова повторю,
Когда под вечер стихнет зал ваш тронный,
В тот самый миг, когда паяц картонный
У вас в руках вдруг скажет: «Я люблю.»

— Сказка, — скривился Иваш.

— Как это называется? — помедлив, спросил Жуга.

— «Эшер», — ответил Вайда. Помолчал, поправил лютню. Поднял взгляд и вздрогнул. — Эй, гляньте-ка! — Он указал рукой. — Чего это там, а?

Лес впереди вдруг осветился заревом огня, рыжие языки пламени плеснули над верхушками деревьев. Жуга ускорил шаг, потом перешел на бег. Иваш и Вайда бросились за ним. Они промчались напрямик через луг, свернули в лес, и вскоре дорога вывела их на поляну.