Осенний Лис

В […] году от Рождества Христова османские войска под предводительством султана Мохаммеда II двинулись на переправу через реку Яломицу близ Тырговиште. На другом берегу их ждали войско ополчения и двадцать тысяч пленных турок, посаженных на колья графом Цепешем с намерением устрашить завоевателей. Когда передовые османские сотни форсировали реку, в горах раздался страшный гул и грохот, земля задрожала, а ещё через мгновение вал бушующей воды пронёсся по реке и смёл с лица земли шесть отборных отрядов турецкой пехоты. Среди них был и командующий личной гвардией султана, Ибрагим Мустафа бен-Хадиф, чей меч и тяжёлые доспехи утянули его ко дну. Ни тела, ни оружия его не нашли.

Потрясённый султан, чей дух и без того был поколеблен зрелищем казнённых воинов, не решился наступать разъединёнными силами, отдал приказ остановить штурм и два дня спустя повернул войска обратно.

Война была остановлена.

* * *

Глаза открылись.

Он лежал на мокром и шершавом, вниз лицом. Под носом был песок, сухой, искрящийся под солнцем. По маленьким песчаным дюнам деловито бежал муравей. Остановился, повёл усиками и уверенно направился к человеку. Травник шевельнулся, и мураш в панике умчался прочь.

Жуга приподнялся на локтях, перевернулся на спину. В глаза ударил яркий свет. Был день, солнечный и тёплый. У самых ног несла свои воды Яломица. Проснулась боль. Он поморгал, привыкая к свету, сел и огляделся. И берег, и окрестный лес несли следы недавнего потопа – коряги, водоросли, лужицы, разбросанные камни… Бесчувственное тело травника застряло в прибрежных кустах.

– Эй! Кто-нибудь! – позвал он.

Ответа не было.

Жуга поднялся, медленно распрямляя занемевшие ноги, и двинулся, пошатываясь, вдоль берега. Покосился на запястье. Браслет был на руке.

Тошнило. Хотелось есть. Усталость давила на плечи. Свинцом наливалась поясница. Жуга остановился, заложив ладони за ремень, и снова огляделся. Места вокруг были знакомые – по странной прихоти судьбы бурные воды выбросили травника неподалёку от пасеки, где остался погостить Милан.

«…Ремень?!»

Травник поспешно задрал рубаху.

На чёрной пряжке тяжёлого серого кольца, обёрнутого вокруг пояса, мерцал, ухмыляясь, танцующий лис.

– Вот чёрт… – пробормотал Жуга, поскрёб рисунок ногтем и закусил губу.

Он опустил рубаху, помедлил, выбирая направление, и снова углубился в лес. Путь шёл вверх. Он часто останавливался и отдыхал, привалившись к дереву (вряд ли он поднялся снова, если б сел). Лес поредел, сквозь ветви замаячили стоящие рядами ульи, и вскоре травник услышал голоса.

– Не умеешь ты, Бертольд, мёд есть, – ворчливо говорил один. – Вот, помнится, Жуга, тот умел. Возьмёт лепёшку, маленькую ложку мёда сверху и ест, любо-дорого взглянуть. Не то что ты – как мёду зачерпнёшь, пчёлы в обморок падают.

– Ни черта он в мёде не понимал, даром что травник, – отвечал второй. – Маленькую ложку, ишь ты… Это ж мёд, а не горчица! Там вино ещё осталось?

– Угу.

– Давай, что ли…

– Давай.

Стукнули кружки.

– Жаль парня.

– Ну, дык… Не то слово! Там так рвануло – один только дым остался.

– Да… Дым – это того… Гм. Ты, часом, не куришь?

– Нет.

– Это ты зря.

Жуга улыбнулся и медленно зашагал вниз по склону.

Оправа: Говорящий

9

– Два месяца спустя мне довелось услышать одну историю, – говорил Жуга. – Её рассказывал парнишка в придорожном кабаке. Он работал на морском пароме, в заливе. И однажды весной, холодным тёмным вечером к нему пришёл двараг. Он предложил ему работу той ночью и щедро заплатил вперёд. Парень согласился и вывел в море свой паром. На палубе были только он сам и этот старый гном, и больше никого, но парень говорил, что паром сидел в воде по самую палубу, будто был нагружен выше всякой меры. Он сплавал три раза туда и обратно, и в последний раз, отдавая пареньку вторую половину платы, гном сказал: «Ты поступил честно, не испугался и не обманул меня. Хочешь взглянуть, что ты перевозил сегодня? Надень вот это», – и гном отдал ему свой колпак. Парень надел его и увидел… Их было много там. Десятки, если не сотни. Они стояли на камнях, на берегу залива, ожидая своего предводителя. Сверху падал снег, а они просто стояли и молчали.

«Исход колена Синдри, – подтвердил медведь. – Малый народ постепенно уходит на север и дальше. Жаль. Хотя, быть может, это к лучшему для них».

– А тот старый двараг…

«Это был Севелон».

– Понятно… – Травник потеребил браслет. Камень на нём переливчато мерцал. Медведь поднял голову.

«А ты, что же, всё это время был один?»

– А почему ты спрашиваешь?

«Надо».

Травник помолчал и отвёл взгляд.

– Нет, – сказал он. – Не всё время. Не такой уж я дурак.

Закон для дурака

– Nevermore!

Огромный ворон переступил и замер недвижим, полуприкрыв глаза прозрачной плёнкой век, будто и не он только что выкрикнул неведомое слово. Народ загомонил: «Ишь, раскричался… Да нешто где так люди говорят?»