– Да лучше умереть, чем выслушивать такое, – глухо сказал он. – Я волк… и я уже побил его однажды! Он трус. Они могут нападать, только когда их много.
Он распалялся всё сильней, и дерзкая речь в устах мальчишки звучала странно и нелепо. Жуга нахмурился, придвинулся к нему и в следующий миг, сам не зная, зачем он это делает, вдруг потрепал его по голове, взъерошил густые белые волосы и усмехнулся. Парнишка замолчал, ошеломлённый, глянул страннику в глаза и потупился. Казалось, будь у него хвост – поджал бы.
– Хорош боец, – невесело проговорил Жуга. – На трёх ногах, быть может, устоишь, но вот на двух… Сиди уж. Тоже мне, Зимородок…
Жуга провёл ладонью от затылка к шее паренька и замер, ощутив шершавый, загрубелый след от ошейника. Помедлил и опустил руку.
– Когда, говоришь, ты родился? – спросил он.
– Прошлой зимой.
«Он пришёл к человеку просить о помощи, – подумалось Жуге, – пришёл потому, что привык доверять. Полтора года – это всё равно что пятнадцать лет для человека. Собачий век недолог…»
– Ну, вот что, – сказал Жуга, вставая, – чем попусту сидеть, давай твои раны поглядим. Дьёрдь! – кликнул он. – Неси настой.
И принялся разматывать повязки.
На третью ночь остановились поздно. Поляна в этот раз им подвернулась маленькая, со всех сторон закрытая деревьями, но выбирать не приходилось – дорога проходила через лес. Стало ещё холоднее, а к вечеру и вовсе снег пошёл. У Зимородка вновь открылись раны, пришлось опять готовить настой. Теперь он спал, придвинувшись к костру. Уснул и Дьёрдь. Было непривычно тихо, впервые за эти дни не слышно было псов.
Жуга устал. И было от чего! – хотя слепой и нёс мальчишку наравне с Жугой, ни он, ни Зимородок не смогли бы вовремя заметить псов. Жуга стоял на страже ночь и день, один за всех, три дня, четыре ночи он не спал иначе как урывками, и травяной настой, снимающий усталость и сон, уже почти не действовал.
«Ещё два дня, – подумал он с угрюмым равнодушием, – ещё две ночи – и псы дождя возьмут нас… Может, даже не врасплох, но всё равно возьмут. Дьёрдь слеп, мальчишка так и не оправился от ран, а я так устал, что скоро буду засыпать на ходу…»
Жуга однажды видел, как лиса, упавши в реку, выбралась на берег и потом отряхивалась, мокрая, смешная, сразу будто ставшая в два раза меньше. Наверное, сейчас он выглядел не лучше.
Мгновения времени, идя цепочкой друг за дружкой, воспринимались словно бы издалека, со стороны. Он поднял взгляд и долго сидел, глядя в чёрное небо, следя за тем, как снежные хлопья заново укрывают поляну, деревья и проталины пушистым одеялом. Снег сыпался с ночного неба, сухой, не белый, но белёсый, как табачный пепел, и точно так же, как и пепел, рассыпался мелкой пылью на земле. Весенний снег как будто подновили. «Зима, – подумалось Жуге. Он поднял воротник тулупа. – Зима среди весны…»
И встрепенулся, сражённый шалой мыслью. А что, если…
Он покосился на браслет и закрыл глаза. Нет, нет, не надо торопиться… Так. Теперь представь, что надо крикнуть, только без звука. Зов… крик о помощи в ночи…
Ещё…
Ещё…
Ещё…
Жуга поднял взгляд.
Белый волк сидел перед ним на снегу.
– Я давно хотел спросить, – устало проговорил Жуга, – почему ты всё время называешь меня одиночкой?
Жуга посмотрел на спящих.
– Мы в беде, и я не знаю, что делать.
– Но почему? Что тебе мешает?
– Сдаётся мне, – сказал Жуга, – я так и не дождусь от тебя разумного ответа. – Он помолчал. – Кому вы служите?
– Но вы приходите на зов. Или песня всё-таки права? «Волков встретишь к помощи», так?
Вожак оскалился в усмешке:
Жуга пожал плечами.
– Есть бабье лето. Почему нельзя быть «дедовой зиме»? Или так не бывает?
– Расскажи мне про мальчишку, – попросил Жуга, покосившись на Зимородка. – Зачем они преследуют его?
– Он перевертень?
– Мне так не кажется, но раз ты так считаешь, то прости. – Жуга помрачнел. – А что твоя стая?