Осенние визиты

Бумаги-бумаги-бумаги. Две пачки денег. Фунты стерлингов. Ого. Визирь, да ты позер… Журнальчик с девушкой в коже и с плетью в руках на обложке. Ха-ха. Тебе это нравится? Перехваченная резинкой стопка компьютерных дискет. Пятидюймовых. Господи, Визирь, ты о какой информационной власти говоришь… если доверяешь устаревшим носителям? Они года не продержатся. Надо будет Визирю компьютерный ликбез пройти.

Левая тумба стола. Пистолет. Черт, красивый! Как ловко ложится в руку. Заров навел оружие на Хайретдинова, сказал:

— Паф!

Визирь сморщился, отвернулся. Доверяет. Заров помедлил, глядя на пистолет. Положил обратно, стал выдвигать ящики дальше.

То, что он искал, нашлось в правой тумбе стола. Там был оборудован целый бар. Виски, джин, водка, коньяк. Более легкие напитки Визирь, очевидно, не считал столь повседневной вещью, чтобы держать в столе.

Заров достал знакомую фарфоровую фляжку армянского коньяка, уже откупоренную и наполовину пустую. Глотнул, подошел к Хайретдинову. Тот злился, но тихо, почти незаметно. Он сейчас работал, а писатель глушил больную совесть.

— Хочешь, Рашид? — спросил Заров.

Не дождался ответа, сделал еще глоток.

— Да, да, — бормотал в трубку Хайретдинов. — Там стройка, я проверил по карте — четыре муниципальных многоэтажки. Да, там где они ночевали! В девять вечера. Я собирался послать своих людей…

Ярослав вновь уселся у камина. Жалко, что огонь не горит. Вчера, когда они сидели втроем, беседовали, находя свои странные точки соприкосновения, огонь был еще одним присутствующим. В пламени — тысячелетняя магия людей. Грань между зверем и человеком. Яблоко ли протянул змий Еве? Может быть — лепесток огня?

— Мария, я откровенен. Я отдаю тебе возможных союзников. И прошу только об одном — давай не будем торопиться. Хорошо?

Визирь положил трубку. Постоял, лицо медленно расслаблялось — и лепилось заново, находя прежнюю форму. Безжалостную и сильную.

— Беда с вами, интеллигенцией, — буркнул он. Подошел, взял у Зарова бутылку, и, так же как он, бесшабашно и по-свойски глотнул из горлышка. — Литератор! Ты знаешь, чем интеллигент отличается от нормального человека?

— Чем?

— Тем, что нормальный человек запивает совершенную подлость стаканом водки, а интеллигент — бутылкой.

— Два литра водки — смертельная доза, — сказал Заров.

— Что?

— Когда-нибудь, очень-очень нескоро, — терпеливо сказал Ярослав, — расплатой за подлость будет такая доза отравы, которую человек не выдержит.

— И что?

— Не знаю, Визирь. Но если подлость станет равна смерти — то мир, наверное, изменится.

9

Мужчина с телефоном ушел. Кажется, слегка удивленный собственной добротой. Мария смотрела ему вслед.

— Визирь паникует? — спросил Илья.

Женщина пожала плечами.

— Не знаю. Паникует, блефует, заманивает в ловушку. Может быть — все вместе.

Карамазов прищурился, вспоминая лицо пацана. Одновременно испуганное и ненавидящее. Удар по лицу…

Никто из ударивших его не уходил от расплаты.

— С мальчишками надо кончать, — сказал он.

— В тебе говорит злоба, — сухо сказала Мария.

— Ну и что?

— Илья, дети должны умереть. Но не потому, что они так долго водили тебя за нос. Просто в них сейчас собралось все самое худшее нашего мира. Даже Визирь, даже писатель считают так. А тобой движет месть.

— Свобода не нуждается в оправданиях, Мария. Вот и вся разница, — Илья посмотрел ей в глаза. — Ты убиваешь во имя Добра, я — повинуясь своим желаниям. Но есть ли эта разница… вне наших душ?

Наверное, Визирь понимал, что настоящей Власти над ним не получит. Никогда. Зарову нравились две вещи в его редкой специальности — то, что он мог говорить правду и то, что у него не существовало начальников.

— Чего ты, собственно, хочешь? — спросил Посланник Власти. — Денег, что ли?

— Веры в себя. Я обещал.

— Что ты обещал? Романчик написать? О злобных марсианах и отважных землянах? Да очнись, Ярослав! Наступило время больших дел!

— Рашид, я выполняю обещания. Тебе это не нравится?

— Нравится, писатель.

Заров хотел было сказать — «зови меня литератор», но промолчал. Это он говорил только друзьям.

А Хайретдинов был союзником, партнером, даже — хозяином. Но не другом.

— Ладно. Езжай, — Визирь уступил мгновенно. Словно сложил что-то в уме, экстраполировал на будущее — и признал свою ошибку. — Ярослав, единственное, что хочу сказать…

— Ну?

— У тебя все-таки возникнет искушение… это неизбежно. Пойти на ту встречу. Дать ребятишкам денежку, задержать Илью с Марией… если они придут.

— Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть.

— Извини. Но я знаю эту сладость… сладость добрых дел. Отсроченного греха, оттянутой подлости, — Визирь подступил к нему, маленький, плотный, суетливый, — такой безобидный человек… который не был человеком. — Писатель, ты не ошибись, а? Всегда хочется остаться чистым. Хорошим-хорошим… Не марать руки кровью невинных младенцев. Не делать зла своими руками. Тебя ведь это страшит? Именно — своими руками! Пойми, когда мы умываем руки — мы открываем путь куда большей крови!

— Я знаю.