Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

Он откинулся на спину и, заложив руки за голову, мечтательно уставился в звездное небо.

Слепец вдруг схватился за грудь и зашелся в судорожном кашле. Вскоре припадок прошел, но на лице старика надолго осталась синева, отчетливо заметная даже при неверных всполохах костра.

- Дома тебе, дед, сидеть надо. На теплой печке, - сказал Федор, переворачиваясь на бок. - А не на сырой земле спать.

- Меня уже давно подземная обитель ждет не дождется, - махнул рукой Пфеффель. - Там и успокою косточки, и согрею. Скорей бы уж...

- Ты так рвешься туда, будто и в самом деле там покой и тепло, заметил Федор. - А я вот сильно сомневаюсь в гостеприимности мира иного.

- Э, не скажи, мил человек, - тяжело дыша, возразил Пфеффель. - Когда епископ Альбский, Сильвий, впал в бесчувственность вследствие болезни, его сочли мертвым, омыли, облачили, положили на носилки и целую ночь о нем провели в молитве. А на следующее утро он проснулся, пробудился, как от глубокого сна. Открыв глаза, Сильвий поднял руку к небу и вздохнув, сказал... Клаус, как он сказала? У тебя уж очень душевно получается.

Взволнованно сверкнув глазами, Клаус вскочил на ноги, обратил лицо к небесам и проговорил:

- "О, Господи, зачем Ты возвратил меня в эту плачевную юдоль?"... И больше ничего за всю жизнь оставшуюся не промолвил.

- И больше ничего не промолвил, - со слезой в голосе повторил Пфеффель. - Так-то...

- Знать, праведной жизни был этот ваш епископ, - задумчиво отозвался Федор. - А у нас так рассказывают. Просил один старец у Бога, чтобы допустил его увидеть, как умирают праведники. Вот явился к нему ангел и говорит: "Ступай в такое-то село и увидишь, как умирают праведники". Пошел старец. Приходит в село и просится в один дом ночевать. Хозяева ему отвечают: "Мы бы рады пустить тебя, старичок, да родитель у нас болен, при смерти лежит". Больной-то услыхал эти речи и приказал детям впустить странника. Старец вошел в избу и расположился на ночлег. А больной созвал своих сыновей и снох, сделал им родительское наставление, дал свое последнее, на веки нерушимое благословение и простился со всеми. И в ту же ночь пришла к нему Смерть с ангелами. Вынули душу праведную, положили на золотую тарелку, запели: "Иже херувимы" и понесли в рай. Никто того не мог видеть; видел только один старец. Дождался он похорон праведника, отслужил панихиду и возвратился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть святую кончину... Н-да... А вот как умирают грешники...

Пфеффель вновь закашлялся. Затем, переведя дух, протянул руку Клаусу. Тот взял слепца под локоть и отвел в сторону от костра, усадив под куст.

- Что с ним? - спросил Федор вернувшегося Клауса. - Совсем плох?

- Плох? - переспросил юноша, словно вслушиваясь в звук своего голоса. - Да, плох. Но сейчас он уединился творить. Он сочиняет. Всегда так делает - отходит в сторонку.

- Стихи? - уточнил Федор. - Надо же. Я за всю жизнь двух слов зарифмовать не мог... Ну, так будешь слушать, как грешники умирают?

Клаус рассеянно кивнул, подбрасывая ветки в огонь.

- И после того, - увлеченно продолжил Федор, растроганный воспоминаниями, - после того просил тот же старец у Бога, чтобы допустил его увидеть, как умирают грешники; и был ему глас свыше: "Иди в такое-то село и увидишь, как умирают грешники". Старец пошел в то село и выпросился ночевать у трех братьев. Вот хозяева воротились с молотьбы в избу, и принялись всяк за свое дело, начали пустое болтать, да песни петь. И невидимо им пришла Смерть с молотком в руках и ударила одного брата в голову. "Ой, голова болит!.. Ой, смерть моя...", - закричал он и тут же помер. Старец дождался похорон грешника и воротился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть смерть праведного и грешного...

Федор замолчал. Наступила тишина. Лишь плескали дунайские волны, да потрескивали в костре сыроватые ветки.

- Клаус, - вдруг спросил Федор. - А почему тебя из семинарии выгнали? Тоже из-за духа?

Клаус вздрогнул.

- Да, - растерянно сказал он. - Откуда ты знаешь?

- Догадываюсь, - усмехнулся Федор. - Не похож ты на человека грешного. Только дух и мог тебя подвести. Расскажи. Что еще и делать у ночного костра, как не байки травить?

Клаус помолчал, бесцельно вороша угли костра и передвигая дымящие ветки длинной палкой.

- Я говорил ему, чтобы он оставил меня в покое, но он не слушался. Я не звал его, и не нужен он мне был, - вдруг по-мальчишески горячо пожаловался Клаус.

- Ты говоришь о духе?

- Да... Он жил у меня в комнате. Правда, зла он мне не причинял. Наоборот. Даже за порядком следил, чистил мне платья. Но я чувствовал, что это добром не кончится. И просил его удалиться. А он уверял, что меня ждет большое будущее в службе по духовной линии. Вот тебе и будущее, - вздохнул юноша. - Я... Мне так нравилось учиться...

- Так что же все-таки произошло?