Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

Итак, данная история произошла в присутствии большого общества просвещенных людей, двух князей из Лотарингского дома, двух епископов очень образованных мужей, далее, в присутствии и по распоряжению высокопочтенного господина епископа Тулского, Порцелета, человека весьма просвещенного и заслуженного, в присутствии двух Сорбоннских докторов, которые нарочито были вызваны за тем, чтобы дали свое мнение относительно естественности бесноватости; наконец - в присутствии даже последователей так называемой реформаторской веры, которые были заранее предубеждены против подобных вещей, как бесноватость.

Следует присовокупить сюда, что девица Ранфейнг девушка благородная и умная, не имеющая никаких причин, которые могли бы побудить ее притворяться бесноватою и принимать на себя положение, причиняющее ей столько неприятностей..."

10

- ... Всего-то бутылку выпили на двоих... Сам посуди, какой я пьяный! - рассказывал уже другую историю Саша. - А этот сержантик, молодой такой, уперся: пройдемте в отделение, да пройдемте! Я ему тогда и говорю: сделаешь четыре хлопушечки, как я, тогда пройду. Он говорит: какие хлопушечки?

- Какие хлопушечки? - заинтересовался Федор, утирая слезу, неведомо отчего накатившую на щеку.

- Не знаешь!? И ты, тоже? - удивился Торопцев. - Ну, вы даете... Смотри. Исходное положение: упор лежа. Сгибаешь руки в локтях, резко отталкиваешься от пола, хлопаешь в ладоши, приземляешься на ладони и так далее.

Федор тут же распластался на полу. Но дальше сопения дело не пошло. Саша тут же изобразил хлопушечку под одобрительные возгласы завсегдатаев буфета. Федор глядел на экзерсисы литератора с завистливым уважением.

- Ничего, - переводя дух, сказал Саша, - это с непривычки не получилось. Мужик ты здоровый, потренироваться только надо...

- Так забрали тебя? - вмешался я в беседу гигантов.

- Не-а, - безмятежно сказал Саша. - Сержант только два раза сделал. Засмеялся и отпустил. Вижу, говорит, дойдешь до дома. Сравни - ему лет двадцать, а мне пятьдесят... А тебе какого года? - поинтересовался он у Федора.

- Я? - задумался Федор и посмотрел на меня.

- Не отвлекайся, - сказал я. - Просил продолжение? Вот и не отвлекайся.

11

Людовик Гофреди вспоминал:

Вечер дня приезда в дом дяди он провел в библиотеке, за разбором бумаг и книг. Между последних, наконец, попалась ему и та толстая инкунабула с двумя широкими блинтами на корешке. Недрогнувшей рукой раскрыл он руку наугад. На белых, но пожелтевших по краям страницах открылись ему символы, диаграммы и загадочные словосочетания. На левой странице, в верхнем углу лишь одно предложение несло доступный смыл.

- "Испытай силу слов!" - зачитал вполголоса Людовик.

Он прислушался. Дневной внезапный дождь (авра леватиция!) закончился быстро и резко. Слабая вечерняя прохлада окутывала еще желтеющие в полумраке поля. В доме становилось тихо, лишь откуда-то снизу, с кухни, заглушенное дверями, доносилось звяканье посуды. Марта убирала остатки ужина, а может быть, готовилась ко дню завтрашнему. Да изредка потрескивали балки старого усталого дома.

- Испытай силу слов, - повторил Людовик.

Перед мысленным взором предстала давешняя девочка, Мадлен де Полюр. Только сейчас он понял, что тогда, в поле, он так и не смог разглядеть черты ее лица, а вот сейчас она появилась перед ним, как живая. И он увидел, что ничего детского нет в этом лице, да видимо никогда и не было. И пухлые розовые щечки, и оживленно горящие глаза скрывали душу давным-давно живущую на этом свете, а может быть и не только на этом, и все понимавшую, и все знавшую.

- Мадлен де Полюр, - прошептал он. - Я испытал силу твоих слов. Теперь очередь за тобой. Испытай силу слов моих.

Он принялся обводить пальцем замысловатые символы, изображенные на странице, пытаясь без запинок проговаривать и неясные слова, выведенные рядом. Шли часы, прогорали свечи. И ничего не происходило. Ровным счетом ничего. Добравшись до последней строки, он ощущал лишь ужасную усталость и опустошение.

- Где же сила? - пробормотал он. - Или...

И голова его рухнула на книгу.

И снилась ему пещера. Громадная, гулкая, пугающая. В этой пещере множество мужчин и женщин танцевали вокруг недвижно стоящего козла, смрадно воняющего. Людовик ощутил сильный страх, лишивший его какой-либо возможности двигаться. Но чей-то звучный голос по-гречески ободрил его:

- Это твои друзья. К обществу их теперь должен и ты принадлежать.

Резкий запах серы, смешанный с запахами соли и мочи, поглотил другие. Над головою козла ослепительно засияла неведомо откуда взявшаяся золотая корона.

- Вот твоя корона, - продолжал голос. - Ты знаешь, что она означает. Ты знаешь, что тебе надо. Ты знаешь, что тебе делать...

- Я? - громко вопросил Людовик и... очнулся.

За окном светало. Ныла щека от долгого недвижного соприкосновения с книгой. Людовик яростно потер лицо ладонями. Несмотря на ломоту в теле и жжение в глазах, он испытывал душевное облегчение, словно принял решение, мучавшее его давным-давно.