Осажденная крепость

— Правильно сделал. Не надо меня поминать, не надо, — машинально повторял Хунцзянь, а сам чувствовал себя узником в темном каменном мешке: на миг вспыхнул огонь, он даже не успел рассмотреть ничего вокруг, и вновь воцарилась мгла. Он представил себя пассажиром в поезде: вот при свете станционного фонаря мелькнуло дорогое лицо, но не успел даже вскрикнуть, а перрон уже далеко позади, краткость встречи лишь подчеркнула всю бесконечность разлуки. Фан про себя выругал Чжао за несообразительность.

— Поговорить как следует нам не удалось — к ней прилип шафер, приятель Цао. По-моему, Тан Сяофу ему очень приглянулась.

И тут, словно острый шип, пронзила сердце Фана неуемная злоба против Тан. Сдерживая дрожь в голосе, он воскликнул:

— Меня эти люди не интересуют, прошу больше о них не рассказывать.

Чжао сначала опешил, потом понял, в чем дело, и положил приятелю руку на плечо:

— Посидели, и хватит, ветер все усиливается, нам завтра рано сходить на берег…

Он зевнул и направился в каюту, но с одной из соседних скамей его окликнула Сунь. Он удивился, что это она так поздно засиделась на палубе. Оказалось, девушка вышла подышать воздухом, отдохнуть от возни и капризов ехавшего в ее каюте ребенка. Чжао поинтересовался, не укачивает ли ее.

— Нет, не очень. А вам с господином Фаном, наверное, приходилось попадать в настоящие бури?

— Случалось. Только мы с господином Фаном ездили по разным маршрутам. — Тут Чжао толкнул приятеля в бок, потому что его молчание становилось уже невежливым. Чтобы хоть на время отвлечься от душевной муки, Фан начал припоминать разные подробности о своих плаваниях. Он рассказывал о летучих рыбах, и девушка слушала его как зачарованная. Потом она спросила, не видел ли он китов. Наивность вопроса показалась Чжао подозрительной.

— Видел, и очень много, — ответил Фан. — Однажды наш корабль чуть не застрял между зубами кита.

Глаза у Сунь стали круглыми, как нимбы святых на картинах Джотто, а Чжао еще больше насторожился и сказал:

— Хватит выдумывать, пошли в каюту.

Однако Фан принялся уверять девушку, что говорит сущую правду.

— Вы же знаете, есть люди, которые смотрят, слушают и спят с раскрытым ртом. Вот и этот кит спал после обеда, разинув пасть. Хорошо, что между зубами у него застряли огромные куски мяса, а то наш пароход могло бы затянуть в зев. А как же? Такие случаи и в книгах описаны!

— Господин Фан обманывает меня, правда? — обратилась девушка к Чжао. Тот презрительно хмыкнул:

— Ну, довольно, нам пора спать. Мисс Сунь, отец поручил мне опекать вас, так что извольте возвращаться в каюту, а то, чего доброго, простудитесь.

— Заботливый дядюшка! — ухмыльнулся Фан. Чжао украдкой дал ему сильного тумака по спине, а вслух заявил:

— Господин Фан — большой мастер пересказывать детские сказки.

Фан улегся на койку и тут же почувствовал, как боль снова сжала ему душу. Отгоняя ее, он заговорил:

— Однако крепко же ты стукнул меня, до сих пор чувствуется.

— А ты не завирайся! Впрочем, эта девица себе на уме. Пожалуй, взяв ее с нами, я поступил неосмотрительно. Она как твой кит с разинутой пастью, так и норовит проглотить кого-нибудь, кто попроще, — тебя, например.

Фан стал кататься по койке, смеясь над излишней бдительностью Чжао — сначала от души, потом через силу, только чтобы ни о чем не думать.

— По-моему, она слышала все, о чем мы говорили. Я же предупреждал, что не надо так громко. Посуди сам, разве девушка с университетским образованием может быть такой наивной? «Не правда ли, господин Фан обманывает меня». — Чжао, как ему показалось, очень похоже передразнил Сунь. — Если бы я не сказал, что ты сказки рассказываешь, она, уж поверь, попросила бы у тебя книгу, в которой обо всем этом рассказано.

— Ну и пусть попросила бы, я бы сказал, что при себе у меня нет.

— Ты не понимаешь, одалживать у мужчины книгу, потом возвращать ее — всем этим женщина прекрасно пользуется для завязывания отношений. Вот так зачастую и начинается флирт.

— Послушать тебя, так даже не по себе становится. Но по отношению к Сунь все это — чистейшая фантазия!

— Что же, посмотрим. — Синьмэй улыбался каким-то своим мыслям, глядя в потолок. — Ну что же, на сегодня хватит, я хочу спать.

Хунцзянь чувствовал, что сон для него будет сейчас столь же недостижим, как сама Тан Сяофу, и обреченно готовился к долгому одинокому путешествию через предстоящую ночь. Он пытался еще раз заговорить с соседом, но Чжао не ответил, и Фан, не ожидая уже ниоткуда спасения, отдал душу во власть тоски, тут же вгрызшейся в нее, как шелкопряд в грену.