Осажденная крепость

Оскорбленный Фан убрал руку и пересел на стул:

— Так ведь все равно ссоримся. Почему же ты тогда не сказала откровенно, что не хочешь отпускать меня. Откуда мне знать, что у тебя внутри, я же не эхинококк.

Сунь опять повернулась к нему и отчужденно сказала:

— Если бы ты любил меня по-настоящему, ты все понимал бы без подсказки. Но тут уж ничего не поделаешь. Верно, ты заботишься обо мне, только когда я специально об этом попрошу. Случайный попутчик и то не оставил бы меня одну, больную, а ведь считается, что ты — близкий, любящий человек.

— Если бы случайный попутчик повел себя так, как ты говоришь, он стал бы по меньшей мере твоим поклонником! — усмехнулся Фан.

— Не лови меня на слове, может быть, я имела в виду женщину! Да, с женщиной-то было бы лучше, а мужчины… Вам только и нужно, чтобы мы уступали вашим прихотям…

Фан почувствовал себя задетым. Он подошел к кровати:

— Ну, довольно препираться. Я вовсе не хочу ссориться. А впредь пусть меня тащат насильно, пусть даже бьют — я от тебя ни на шаг. Хорошо?

По лицу Жоуцзя пробежала тень улыбки:

— Не строй из себя жертву. Твой лучший друг и без того твердит, что я подцепила тебя на крючок. Что же он будет говорить, если я не стану тебя отпускать? Один раз я покапризничала, но в дальнейшем рта не открою, хоть ты до рассвета не возвращайся. Иначе я тебе скоро опротивею.

— Ты несправедлива к Синьмэю. Он к нам прекрасно относится, интересуется всеми нашими делами. Ты можешь поговорить сейчас о серьезных вещах?

— Начинай, я послушаю. Какие это такие серьезные вещи? Мне нужно сделать каменное лицо? — спросила она, хохотнув.

— Тебя тошнило не от того, что ты ждешь ребенка?

— Что? Какой вздор! — решительно заявила она. — Но если это и вправду так, я тебе не прощу. Я не хочу детей!

— Простишь ты мне или нет — это другой вопрос, но нам надо быть готовыми. Поэтому Синьмэй рекомендует нам поскорее оформить брак…

Жоуцзя вскочила, ее глаза расширились, лицо вспыхнуло злобой:

— Ты рассказывал Чжао Синьмэю о наших делах? Да ты не человек после этого! Небось еще хвастал… — Тут она с силой ударила кулаком по краю постели.

Фан отступил в испуге:

— Жоуцзя, ты ошибаешься! Я все тебе объясню!

— Не желаю я слушать твоих объяснений! Ты унизил меня, как я теперь буду смотреть людям в глаза? — Она снова упала на кровать, закрыла глаза руками и зарыдала; грудь ее высоко вздымалась.

Разумеется, сердце Хунцзяня было скроено отнюдь не из водонепроницаемого материала — оно быстро размокло. Он присел у изголовья, отнял ее руки от глаз и стал вытирать слезы, уговаривая ее, как маленькую. Устав плакать, она выслушала подробный пересказ его беседы с Чжао и сказала сиплым голосом:

— Наши дела его не должны касаться, он мне не опекун. Неужели ты такой бесхарактерный, что готов во всем подчиняться его указке? Иди тогда на свадьбу один, незачем тянуть меня за собой.

— Ну, что ты говоришь! Вовсе я не подчиняюсь никакой указке, давай все делать так, как ты пожелаешь. Да, ты еще не пробовала личжи, что я купил! Хочешь? Вот и хорошо, ты лежи, я их сам очищу. — Он пододвинул к кровати столик и корзину для мусора. — Фрукты я купил на сэкономленные деньги, потому что в ресторан и обратно шел пешком. Конечно, у меня и без того хватило бы денег, но так я вроде бы действительно отдаю тебе что-то свое.

Лицо Сунь, на котором еще не высохли слезы, смягчилось:

— Не стоило утомлять себя ради этих денег. Да их и не хватило бы на твою покупку.

— Хватило, потому что я умело торговался!

— Когда это ты умел торговаться! Купишь втридорога, а еще хвастаешься, что выгадал… Только ты и сам ешь, нечего мне одной скармливать.

— Вот я и женюсь на такой умнице потому, что сам в делах не силен.

Сунь бросила на него быстрый взгляд:

— Друзья тебе ближе, чем жена.

— Опять ты за свое! Что же мне, порвать с друзьями, по-твоему? А теперь и ты грозишь не пойти на свадьбу, так что и умной жены я лишусь…

— Не выдумывай. Время уже позднее, а я днем так и не заснула. У меня, наверное, глаза распухли, завтра будет стыдно показаться на людях! Дай зеркало!

— Веки самую малость припухли, — соврал Фан, — выспишься, и все будет в порядке. Зачем сейчас смотреться в зеркало?

— Я все равно собираюсь умыться и прополоскать рот.

Позже, приняв ванну, Фан опять подошел к постели невесты:

— Я видел, твоя подушка мокра от слез. Хочешь, я возьму ее, а тебе дам свою, сухую?

— Глупенький, да я ее просто перевернула, — растроганно произнесла Сунь. — А как твое колено, все еще болит? Давай перевяжу.

После ванны ушибленное место продолжало ныть, однако Фан заявил:

— Все прошло, спи спокойно.

— Хунцзянь, признаюсь, от твоих слов мне стало как-то не по себе. Со свадьбой, пожалуй, надо поступить так, как ты предлагаешь.

Хунцзянь, расчесывавший волосы после мытья, отложил щетку, наклонился и поцеловал ее в лоб:

— Я же знал, что ты самая разумная, самая послушная.

Жоуцзя удовлетворенно вздохнула, повернулась к стене и тут же погрузилась в глубокий сон.