Все остальные дни этой недели молодые провели в беготне, хватаясь то за одно дело, то за другое. Благодаря содействию одного из родственников Синьмэя, регистрация брака не встретила препятствий со стороны гонконгских властей. Потом новобрачные писали письма родным с просьбой прислать денег на свадебные кольца и туалеты, фотографировались во взятых напрокат костюмах, созывали гостей, переселялись в более комфортабельную гостиницу, снова писали родным, медлившим с переводом. Свадебная церемония совершалась по упрощенной процедуре, и тем не менее они остались бы совсем без средств, если бы не щедрое подношение Чжао. Не имея ни текущих поступлений, ни твердых видов на будущее, Хунцзянь старался экономить на всем, предлагал даже не заказывать новых туалетов или в крайнем случае заказать поскромнее. Но Сунь заявила, что хотя она не тщеславна и не расточительна, она считает, что свадьба бывает раз в жизни и ее надо отметить, как положено. Сколько можно урезать себя? К тому же одежду из хорошего материала можно будет носить не один сезон. Усталые и изнервничавшиеся, они не удержались от ссоры.
— Я вообще не собиралась устраивать свадьбу здесь, — шумела Жоуцзя, — это твоя идея. Ты что же, хочешь, чтобы я выглядела нищенкой? Здесь у нас ни одного родственника, не то что о помощи попросить — посоветоваться не с кем. Все приходится делать самой. И я с ног сбилась от усталости. А дома и помогли бы во всем, и с деньгами было бы легче. Папа с мамой кое-что отложили на мою свадьбу. Ты тоже должен написать отцу насчет денег. Ведь если бы свадьба была в Шанхае, им пришлось бы потратиться! Они и так немало сберегли на нашей помолвке.
Пожив в Европе, Хунцзянь узнал девиз «три П» («Пусть Папаша Платит»): молодые люди там любят кричать о своей самостоятельности, а в трудную минуту охотно запускают пальцы в отцовский кошелек. Поэтому он не стал перечить невесте, а сел и написал отцу. Жоуцзя прочла черновик письма, нашла его недостаточно откровенным и не очень убедительным и выразилась в том духе, что надо написать по-другому:
— Почему ты обращаешься к отцу так церемонно? Не чувствуется никакой родственной теплоты! А я пишу папе запросто, без черновиков.
Фан обиделся, как начинающий литератор, которого впервые покритиковали, отбросил перо и вообще отказался писать.
— Не хочешь — не пиши, обойдемся без ваших денег. Достаточно будет моего письма.
Закончив свое послание, она показала его Фану. Оно действительно было очень теплым — все «папочка» да «мамочка». В конце концов он тоже отослал свое письмо, не показав его Жоуцзя. Вскоре выяснилось, что тревога за состояние Жоуцзя была напрасной. Сунь стала ворчать на Фана за то, что поддался уговорам Синьмэя и затеял эту скоропалительную свадьбу. Но отменять торжество было поздно — приглашения разосланы, приготовления подошли к концу.
Первые дни после свадьбы прошли в нетерпеливом ожидании ответа родителей и далеко не походили на безмятежную жизнь в Гуйлине. Наконец обе семьи прислали телеграфные переводы. Билеты молодоженам на пароход Чжао заказал еще раньше. Его мать как раз в эти дни добралась до Гонконга и теперь готовилась к полету в Чунцин. Перед отплытием молодые отправились в верхнюю часть города, где жил Чжао, чтобы навестить его мать, распрощаться и вернуть деньги за билеты.
Они передали через привратника свою карточку. Сразу же выбежал Чжао и повел их в дом, повторяя, что польщен визитом «госпожи свояченицы». Сунь протестовала против такого титула, однако «дядя Чжао» настаивал. Потом он приостановился и сказал:
— Хунцзянь, ты пришел не совсем удачно: у нас сейчас Су Вэньвань[142]. Она приехала в Гонконг позавчера, узнала, что здесь моя мать, и захотела с ней повидаться. Я нарочно выбежал навстречу, чтобы предупредить тебя на случай, если ты не пожелаешь ее видеть. Только имей в виду, что она знает о твоем приходе.
Фан покраснел и посмотрел на Жоуцзя:
— Пожалуй, мы дальше не пойдем, ты уж поклонись от нас своей матушке. А вот деньги за билеты.
Чжао стал говорить, что деньги не возьмет. Тут подала голос Жоуцзя:
— Раз уж мы пришли, надо повидаться с госпожой.
Она была в новом платье и потому чувствовала себя куда увереннее, чем раньше. Кроме того, ее жгло любопытство. Хунцзяню тоже было интересно взглянуть на Су Вэньвань, хотя он и побаивался встречи с нею. Чжао повел их в гостиную; перед входом Хунцзянь повесил на крюк свою соломенную шляпу, а Жоуцзя посмотрелась в зеркало.
Су Вэньвань заметно располнела с прошлого года, одета она была еще более модно: ее ципао, скроенное на европейский манер, плотно облегало фигуру; на нем чередовались розовые, желто-зеленые и белые полосы, напоминая флаг какого-то небольшого европейского государства. Подле молодой женщины на столике лежала широкополая соломенная шляпа, в сравнении с ней летний зонтик Жоуцзя выглядел устаревшим на целую эпоху. Фан отвесил глубокий поклон. Мать Чжао приветствовала его стоя, а Су, не вставая, протянула:
— А, господин Фан! Давненько не виделись. Как поживаете?
— Госпожа Фан! — представил Чжао новую гостью.