Лю говорила мало, Фан, пришедший главным образом ради ужина, ограничился несколькими общими фразами, так что всю беседу пришлось вести госпоже Ван. Вдруг ее прервал супруг, вернувшийся из внутренних помещений и доложивший, что осмотр произведен.
— Что вы осматривали? — удивился Хунцзянь.
Ван усмехнулся:
— Видите ли, у меня сейчас две служанки. С горничной все в порядке, а вот с кухаркой не везет, то и дело меняем. Первая каждый день отпрашивалась ночевать домой, не успеем поужинать, она уже исчезла, даже не вымыв посуды. Взял другую. Прошло недели две — все тихо, даже домой ни разу не попросилась. Вдруг однажды в полночь раздается сильнейший стук в дверь. Оказывается, это ее муж. У негодницы, как выяснилось, был любовник, она пускала его сюда по ночам, потому-то и домой не уходила. Муж прознал и явился, чтобы поймать ее с поличным. Я чуть не лопнул от злости! Нанял еще одну, теперешнюю. Женщина неглупая, неплохо готовит кое-какие несложные блюда. Правда, мы заметили, что порции стали вроде бы поменьше, но решили, что если она и прикарманивает сколько-то из денег на питание, то ведь каждый старается в чем-нибудь словчить, стоит ли из-за такой мелочи снова менять прислугу? Сделаем с женой ей внушение, и достаточно. Но вот ректору кто-то издалека прислал три десятка овсянок, он возьми да и попроси, чтобы их приготовили у нас — вы ведь знаете, что господин Гао любит ужинать в нашем доме. Жена сказала, что у нее на родине овсянок фаршируют кусочками мяса, а потом запекают, так получается вкуснее. За ужином были только мы двое, ректор и еще Ван с математического отделения — кстати, большой оригинал. И ему, и господину Гао очень понравилось. Вдруг этот Ван спрашивает: верно ли, что овсянок было тридцать. Мы подумали, что гость не наелся, а он говорит, что, мол, нет, не то: просто он подсчитал, что нам подали только двадцать четыре птичьи тушки. Сянь, ты не помнишь, сколько точно, не двадцать пять? Значит, должно еще остаться. Я спрашиваю: что же, вы меня злостным укрывателем считаете? Ректор тоже рассердился на Вана. А жена пошла на кухню и видит — в соусе плавают не то пять, не то четыре овсянки! Спросила кухарку, а та, знаете, что ответила? Это, говорит, я оставила хозяину на утро, пусть доест с лапшой! Ну, конечно, я их доедать не стал…
— В чем же дело? Прислали бы нам! — Чжао воспользовался первой возможностью прервать бесконечную речь хозяина — так задыхающийся человек жадно глотает глоток свежего воздуха. Госпожа Ван усмехнулась:
— А почему вы сами не зашли? Так и пришлось отослать их ректору.
— Следовательно, ваша служанка проявила, так сказать, излишнюю заботливость о хозяине, — заметил Фан. — Действовала она глупо, но с похвальным намерением!
— Как бы не так! Мы и сами сначала поверили ей, а потом поняли, что она себе на уме и меньше всего заботится о хозяевах, — возразила госпожа Ван. — На днях подает она куриный бульон, а он жидкий — ну вода и вода. Я и говорю мужу: «Курица в нем, видать, не варилась, а только искупалась». Так та еще сделала вид, будто обиделась, отпираться стала. Но я нажала на горничную, она и рассказала, что у кухарки есть сын, так она его часто приводит в кладовую и там кормит лучшими кусками. Я спрашиваю: почему же ты раньше мне не доложила, небось и самой перепадает? Та долго молчала, а потом все-таки созналась, что кухарка обещает женить на ней сына. Одним словом, обе они не годятся, придется опять искать новых. А пока мы всякий раз, как гостей принимаем, инспекцию на кухне проводим.
Гости заговорили разом:
— Да, с прислугой сейчас трудно! (Чжао и Фан.)
— У нас кухарка тоже выкидывает фокусы! (Лю.)
— Ой, вы меня напугали. Хорошо, что я одна и могу обойтись без прислуги. (Фань.)
— Ну, не всегда вы будете одна! — улыбнулась госпожа Ван. — А вы, мисс Лю, настоящее сокровище для брата и невестки!
Служанка подала кушанья, все устремились к столу. Ван заявил, что, поскольку стол круглый, все места одинаково почетны, и стал извиняться за скудость угощения. Гости, как водится, уверяли, что всего слишком много, не съесть. Вдруг Ван воскликнул, обращаясь к Фань:
— Ах, как же это я не догадался позвать барышню Сунь, которая живет вместе с вами! Она же у нас ни разу не была!
Услышав имя своей соседки, Фань испытующе посмотрела на Синьмэя, а Хунцзянь вдруг неизвестно отчего покраснел. Госпожа Ван заметила:
— Сначала мы все думали, что эта барышня — возлюбленная господина Чжао. Потом только стало ясно, что между ними ничего нет.
— Вот видишь, какая опасная вещь — слухи и домыслы! — обратился Чжао к Фану.
— Сейчас Сунь завела роман, — сказала Фань. — И это не домысел, я живу с ней в одной комнате и вижу все, что происходит.
Синьмэй поинтересовался, с кем. Уверенный, что сейчас будет названо его имя, Хунцзянь стал усиленно жевать, чтобы не выдать своего смущения. Но Фань ответила, что выдавать чужие секреты — не в ее правилах.
— Да я, кажется, и сам догадываюсь, — сказал Синьмэй, искоса взглянув на приятеля. Тот сидел с полным ртом и не смог вовремя остановить Чжао.