Лю толкнул жену ногой под столом, но было уже поздно. Тут девушка заговорила и долго не могла остановиться. Сначала она заявила, что не собирается замуж и что никто не просил госпожу Ван заниматься сватовством. Кроме того, почему к женщинам относятся с таким пренебрежением? Называется это «сватовством», «знакомством», а на самом деле как будто курами или утками торгуют. Нарядят, подкрасят и предлагают мужчинам на выбор. Если с первой же встречи не понравилась — все, больше и говорить не о чем. Вот стыд-то какой! И еще она сказала, что не даром ест рис в семье брата, а работает по дому не хуже слуги, почему же ее торопятся выгнать? Даже о незавершенном своем образовании — не удержалась — напомнила. Позже Лю упрекнул жену за то, что она оживила в сестре обидные воспоминания о куньминском сватовстве. Но та подняла крик:
— Вся ваша семья уж такая обидчивая — дальше некуда! Да мне жалко того, кто возьмет ее в жены.
На следующее утро старшая дочь доложила родителям, что тетка плакала до глубокой ночи. Она не завтракала и не обедала, а все ходила в одиночестве вдоль ручья. Супруги переполошились — уж не задумала ли она наложить на себя руки? До смерти, может быть, и не дойдет, но в университете все станет известно. На всякий случай послали дочку следить за девушкой. К счастью, на ужин она пришла и даже съела двойную порцию. Больше о брачных делах не упоминалось. Когда пришло приглашение от Ванов, она ничего не сказала, а брат с женой ни о чем не решились спрашивать. Молчание длилось до утра того дня, на который был назначен ужин, и супруги уже хотели просить о мудрой помощи госпожу Ван. Но девушка вдруг велела служанке принести горячий утюг. Супруги посмотрели друг на друга и еле заметно улыбнулись.
Мисс Фань обнаружила, что никому не открывать свой секрет так же трудно, как сдерживать приступ кашля. Людское тщеславие состоит, в частности, в том, чтобы дать людям понять, что ты хранишь какую-то тайну, заставить их гадать, расспрашивать… Но у Фань не было никого, кто мог бы проявить интерес к ее тайне. Живя в одной комнате с Сунь, она была с ней, естественно, не в лучших отношениях. И в самом деле! Она прекрасно чувствовала себя одна в большой комнате, и вот на́ тебе — пришлось потесниться. Фань легче смирилась бы с этим, будь новая жиличка красива и богата, но Сунь оказалась заурядной девицей: приехала из Шанхая, а по части мод ничем не выделяется, разве что платья носит покороче, чем у Фань. В общем, девушки не стали подругами, хотя иной раз ходили вместе за покупками.
После того, как госпожа Ван пообещала познакомить Фань с Чжао Синьмэем, ее подозрительность возросла, потому что Сунь не раз говорила, что идет в преподавательское общежитие в гости к Чжао. Разумеется, Фань слышала, что Сунь величает Чжао «дядей», но ведь нынешние девицы так легко забывают о почтении к старшим… О приглашении госпожи Ван она не проронила ни слова, ни звука.
Главной страстью Фань был «разговорный» театр[128], особенно любила она трагедии. Такого театра здесь не было, поэтому она старательно приобретала новые пьесы китайских драматургов, перечитывала их, красным карандашом подчеркивала фразы типа «нам нужно мужество и еще раз мужество», «жить надо без оглядки, умирать без страха», «ночь так темна, что рассвет не может быть далек» — словно в них содержалась разгадка смысла человеческого существования. Но в трудные минуты, когда яркий свет луны наводил на грустные мысли или когда «воспитуемые» студентки не слушались ее и ворчали, что сама воспитательница — рядовая выпускница вуза и что ей, мол, больше пристало надзирать за прислугой или выдавать в общественной уборной туалетную бумагу, — в такие минуты она видела, что все эти глубокомысленные изречения ничуть не помогают ей, что и жить приходится с оглядкой, и умирать было бы страшновато… В трагедиях любовь обычно изображалась в возвышенно-романтическом духе, и Фань была убеждена, что до замужества ей должно пережить большое сердечное потрясение. Но тут же начинались сомнения. Она слышала, что чем богаче у женщины любовный опыт, тем легче она нравится мужчинам. Но известно было и то, что мужчины женятся только на девушках, сохранивших чистоту и непосредственность молодости. Как же ей поступить, если Чжао Синьмэй объяснится ей в любви?
Счастливая мысль пришла буквально накануне дня встречи: она даст понять, что ее страстно любили многие, но сама она оставалась холодна, так что это — ее первая любовь. Как раз в этот день продавщица в лавке спросила ее:
— Барышня, вы, верно, в университете учитесь?
Она тут же мысленно сбросила со своего возраста шесть или семь лет и помчалась домой словно на пружинах. Вернувшись, она, конечно, не удержалась и рассказала соседке о случившемся. Сунь в ответ заявила, что и сама приняла бы Фань за студентку, за что была награждена кокетливым упреком в неискренности.