Осада (СИ)

– Все равно, – как-то слишком легко ответил он. – Я надеюсь на лучшее. Прорыв ликвидировали. Не думаю, что мертвяки…

– Ты всегда такой? – почему-то посерьезнев спросила она. Он кивнул. – Скажи…нет, не знаю, как лучше спросить. Лучше потом, – но Борис начал настаивать, и Настя волей-неволей задала свой вопрос: – Я вправду так важна для тебя? – он кивнул. – Нет, ответь я хочу услышать.

– Да, очень важна.

– Спасибо, – она прижалась к нему и спросила совсем тихо: – А ты будешь меня отпускать?

– Как сегодня? – на лицо набежала тень.

– Сегодня меня ни один мужик не трахал. Ни один живой человек. Я получила деньги за… скорее за демонстрацию и за то, что поговорила с девушками… Кондрат их видел, – повисла пауза, столь нелюбимая Настей, она потеребила Бориса: – Так ты отпустишь меня? – Он кивнул, но спохватившись, немедля ответил согласием. – И всегда будешь отпускать меня? Даже если я… ну ты понимаешь…

– Я бы не хотел, чтобы ты так работала. Я постараюсь, – он пытался и не мог найти нужных слов. – Ты мне очень нужна, милая, очень. Я не знаю, что без тебя делал бы.

– Нашел другую.

– Нет. Я пытался найти. Не смог. Сколько времени пытался и все равно бесполезно.

– Значит, плохо пытался.

– Нет, я… ты не понимаешь.

– Скажи честно, – неожиданно сильно обвив, скорее, захватив его шею, прошептала она, – я тебе только для этого нужна? – он попытался отстраниться, но Настя настаивала. – Ну скажи мне. Давай, я все приму, чтобы не было потом.

– Ты мне нужна вообще.

– Потому что у тебя долго секса не было, да?

– Потому что я тебя встретил. Я серьезно, я не знаю, как мне тебе это объяснить, когда ты все время противишься, и не слушаешь. Я не могу без тебя, я… понимаешь, ты мне нужна очень. Любая. Я все равно тебя приму.

– Только не надо унижаться, я терпеть этого не могу.

– Не буду. Но ты мне нужна, Я прошу тебя остаться со мной. Я тебя никуда не отпущу, я постараюсь, я попробую…

– Все вы, мужики, говорите одно и тоже… – она заплакала, и едва Борис снова начал возражать, накрепко закрыла ему рот поцелуем, он задохнулся от нежданного порыва. А затем столь же внезапно отпустив, оттолкнув его от себя, Настя поднялась на локтях, пристально вглядываясь в его глаза. – Ты действительно так и сделаешь?

– Да.

– Не оставишь. Даже несмотря на то, что узнал от Кондрата?

– Ты о ребенке? Все равно.

– И тебе неважно, что он…

– Милая, мне важна только ты.

– И ты хочешь его оставить? – Борис чуть замедлился с ответом, Настя продолжила незамедлительно свое наступление: – Понимаешь, я хочу его оставить. Я без него не полагаюсь, только в комплекте.

– Я беру этот комплект. Не глядя.

– Нет, ну ты все же посмотри на меня. Посмотри, – и она спешно скинула маечку, стянула трусики, оставшись пред ним как есть. Невольно он протянул руки, коснувшись ее грудей. – И как я тебе? Скажи, только честно. Я максималистка, я не могу по-другому. Ну же, я жду.

– Солнце мое, ты бесподобна, неужели ты думаешь, иначе, я не могу оторваться от тебя, я… я просто не могу без тебя, ты… ты очень красивая.

Она прижалась к нему, судорожно вцепившись, нашептывая в ухо слова признания, извинения, нежности и страсти, все перемешанное в один поток. А когда он иссяк, отдалась ему, порывистая, страстная, вскрикнула, механически, но пусть уж так, когда он излился в нее, и усталая, довольная происшедшим, всем случившимся за этот удивительный день, немедля заснула. Ей снился автомат, доставляющей ей наслаждение, снился столь натурально, столь отчетливо, что она кончила; проснувшись, подумала, быть может, это был Борис. И ласково, словно кошечка, потерлась щекой о грудь.  Он не сразу проснулся, а проснувшись, и увидав ее, немедля просиял и обнял. И она заговорила ему слова нежности, слова страсти, неумело, неловко собирая их в предложения. Когда она делала это последний раз – уже и не вспомнить, в другой жизни. Если та, другая жизнь вообще была.

До вечера они так и просидели вместе, словно влюбленные школьники. А вечером новостные каналы нехотя передали сообщение суточной давности – в ходе вчерашнего объезда территорий, еще до прорыва, ныне успешно ликвидированного, погиб премьер-министр Виктор Васильевич Пашков. Завтрашний день президент объявил днем траура, заочно, в этот день на экране телевизора он вообще не появлялся, впрочем, в последнее время увидеть Маркова в «ящике» стало задачей проблематичной. Скрывался он весьма умело, что сразу после возвращения из Владивостока, что сейчас, о его действиях ведущие вещали механически, исходя из простой необходимости говорить положенное неофициальным регламентом время.

Смерть Пашкова произвела действие очень сильное и чрезвычайно тягостное. Все трое долго сидели молча перед телевизором, по которому вместо сериала стали показывать скрипичный концерт Рахманинова.