Когда они летели над перевалом Бодхи по направлению к прибрежной равнине, Зигмунд и Вейль сделали нечто неожиданное для Брайана: они признали собственное поражение.
Четвертые разбежались, говорил Вейль, а во взорванном поселке не осталось ничего, кроме обугленных обломков биореактора в цокольном этаже. В самолете Турка Файндли тоже не нашлось никаких улик, а четверо пленников — дряхлые даже по меркам Четвертых — были очевидной приманкой и отвлекающим маневром.
— И что вы теперь собираетесь делать? — спросил Брайан. Самолет пролетал над каньоном, по дну которого одолевал препятствия одинокий бензовоз. — Просто уехать, и все?
— Разумеется, мы этого так не оставим. Будем делать все то же, что раньше. Мониторинг движения, прослушка, камеры… Рано или поздно что-нибудь да всплывет. А сейчас на свете стало одним биореактором меньше. Если даже мы ничего больше не смогли сделать, то по крайней мере сильно нарушили их дьявольские планы.
— И за это люди должны погибать?..
— А кто погиб? Брайан, я что-то не припомню погибших!
Он вернулся наконец в свою маленькую одинокую квартирку в многоязычной столице, когда небо снова стало заполняться догорающим прахом древних машин.
Он смотрел новости с рассеянным безразличием. В речи дикторов то и дело проскальзывали словечки «невиданные» и «неведомые», но на Брайана они уже не производили никакого впечатления. Это просто небесная труха, думал он, прах после гигантского мора. Где-то там, в бескрайних холодных пространствах, созданы гипотетиками хитроумные агрегаты. У них очень долгий срок службы, ко у всех без исключения он не беспределен. Пирамиды разрушились, от римских акведуков не осталось ничего, кроме развалин. Так и с гипотетиками. Они разрушаются однажды, отслужив свои положенные дюжину или миллион лет.
Из пепла рождались уродливые формы. Кое-что Брайан видел своими глазами. В десятке метров от дома — там, где улица арабского торгового квартала сбегала вниз и терялась в бесформенной массе базаров и чайных лавок, — выросла зеленая труба, похожая на сифон от раковины. Она завернулась, словно перекрученная в узел ветром, и упала посередине улицы.
Брайан снова и снова возвращался мыслями к последнему звонку Лизы. Где она сейчас? Этого не знали даже Зигмунд с Вейлем. Она пошла на поводу у своих необузданных желаний. И у этих мерзавцев — Четвертых. Но она оставалась на свободе — хотя, может, и в не очень приятном для Брайана смысле «свободы». Она была жива. Не то что эти чертовы летящие с неба механизмы.
На уборку пепла в этот раз ушло больше времени, чем в прошлый. И поскольку это случилось уже повторно, телеведущие обменивались невеселыми вопросами. Будет ли это продолжаться? Будут ли последствия с каждым разом все тяжелее и разрушительнее, пока однажды Порт-Магеллан не окажется полностью погребен под свалкой безумных космических игрушек?
Часть души Брайана всеми силами восставала против такого исхода. Другая, наоборот, его приветствовала. «В конце концов, — думал он, — это чужая планета. Как же мы были наивны, вообразив, что можно прийти и обосноваться тут как дома, словно это вторая Земля».
Но городские власти, как муравьи, повинующиеся инстинкту, методично расчищали мусор и восстанавливали коммуникации. Когда оттягивать дальше стало невозможно, Брайан сел за руль и поехал по замызганным улицам в американский квартал — к зданию консульства, где располагались офисы отделения «Порт-Магеллан» Управления Генетической Безопасности США.
Он миновал дверь собственного офиса и направился прямо к своему непосредственному начальнику, полномочному консулу Ларри Дайзенхоллу.
Дайзенхоллу было пятьдесят пять. Он представлял собой образцового служаку, с бритой головой и глазами столь странной расцветки, что они казались нарисованными цветными мелками. Он взглянул на Брайана и улыбнулся:
— Возвратились? Поздравляю.
Наконец-то возвратился. Блудный сын… Брайан достал из кармана пиджака конверт и опустил его на сияющий чистотой стол Ларри.
— Что это?
— Взгляните.
В конверте была пара фотографий, полученных Брайаном от Кирхберга. С утра Брайан на всякий случай распечатал дома несколько запасных копий. Он отвел глаза, дожидаясь, пока Ларри вскроет конверт.
— Господи! — воскликнул Дайзенхолл. — Боже! Что это тут у вас такое?
«Мертвец, — подумал Брайан. — Один из тех мертвецов, каких не встретишь обычно на церковных пикниках и в добропорядочных офисах». Он уселся за стол напротив Ларри и рассказал ему о Томасе Джинне, о Зигмунде с Вейлем, о взорванном поселке в пустыне, о несчастных четырех Четвертых, которых нашли в самолете Турка Файндли и могли пытать, чтобы выбить из них показания. Дайзенхолл несколько раз пытался прервать Брайана, но тот был непреклонен и продолжал говорить. В нем словно обрушилась плотина, и Ларри был не в силах остановить этот словесный потоп.
Брайан наконец замолк. Ларри смотрел на него, раскрыв рот.
— Брайан… Все это очень печально.
«Да, иначе не скажешь», — подумал Брайан.