Орлы над пропастью

Определенно, личной отваги повелителю Понта не занимать, еще в юности он перенес множество испытаний. Лишенный, из-за козней властолюбивой матери и опекунов, возможности законно наследовать трон отца, Митридат много лет провел изгнанником. Эти годы не прошли даром, в лишениях он приобрел твердость духа и решительность. Многочисленные друзья, обретенные вне стен дворца, развили и закалили его ум, воинские умения. Будущий царь познакомился со многими науками, обучился в большей или меньшей степени двадцати двум языкам и наречиям. Не менее многочисленные враги, заронили в его душе семена коварства и жестокости, которые впоследствии проросли и принесли обильные плоды.

Этот сорокашестилетний муж, высокого роста и могучего телосложения, стоящий сейчас на террасе Нижней Агоры и облаченный в чешуйчатые парфянские доспехи, пережил множество побед и поражений. Греки видели в нем одновременно и утонченного эллина-македонянина, потомка Аргеадов[44], и свирепого варвара. Персы, напротив — мудрого азиатского правителя, потомка Ахеменидов[45], и бескомпромиссно-жестокого, надменного эллина. Царь вел род от обоих великих династий, что подтверждало особую исключительность его прав на престол. Жены Эвпатора подарили своему мужу и повелителю нескольких сыновей. Старший, Ариарат, посажен отцом на царство по Каппадокии. Второй сын, Махар, воевал с Суллой в Греции. Третий, двадцатилетний Митридат, разбитый недавно римлянами, сейчас находился с отцом, как и четвертый, любимый сын, одиннадцатилетний Фарнак.

К царю подвели коня. Митридат взлетел ему на спину с легкостью ловкого юноши, несмотря на тяжесть длинного, до колен, доспеха. Царь и его конная свита двинулись по главной улице Пергама, круто спускающейся вниз по склону холма к Южным воротам. Впереди ехал Тиссаферн, невозмутимый перс, начальник телохранителей. Чуть отстав, держался царский щитоносец, а за ним прочие приближенные, телохранители, сыновья и стратег Таксил.

Таксил уцелел в минувшей битве, в которой значительно меньше повезло Диофанту и уж совсем не повезло Менандру. Горячий начальник конницы погиб. Диофант же до последнего пытался с мечом в руке восстановить порядок в войсках, бегущих без оглядки, в ночь, и дать отпор врагу. Он спас царевича, но сам был тяжело ранен, и лишь чудо помогло наиболее преданным воинам вынести полководца с поля боя. Вернее бойни. Римляне просто рассеяли сорокатысячную армию. Без счета воинов осталось лежать мертвыми в сожженном лагере на берегу реки. Те, кто уцелел, бежали кто куда, без всякого порядка и даже, если остались живы, дезертировали, были потеряны для войска. В Пергам вырвалось не более пяти тысяч человек. Диофант пребывал в беспамятстве и личные врачи царя, а так же местные лекари, которыми так славился Пергам, боролись за его жизнь.

Возле ворот царь спешился.

— Шлем, — Митридат снял тиару и протянул приближенным.

Ему подали войлочный подшлемник и богато украшенный шлем с маской и нащечниками.

Царь поднялся на башню и подошел к зубцам, частью поломанным, не обращая внимания на то, что временами совсем близко с гудением пролетали каменные ядра и сотрясали стену, расшатывая кладку. Бдительный Тиссаферн держался рядом, готовый при малейшей опасности оттолкнуть царя или закрыть своим телом. Среди воинов на башне пошел ропот: "Царь! Сам царь здесь!"

Митридат взглянул вниз, где монотонно бухал таран, который римляне все же построили, несмотря на первоначальный порыв Фимбрии оставить ворота Пергама в покое. На винее этого тарана, укрытой на этот раз слоем дерна, дополнительно к мешкам с песком, виднелись следы попыток сжечь ее, разрушить камнями или бревнами. На вид таран прочнее первого, остатки которого, загородившие подъездное пространство, были успешно убраны под прикрытием баллист, но и он держался из последних сил, треща под ударами, которые обрушивали на него сверху защитники. Ворота, свое наиболее слабое место, понтийцы защищали с особенным рвением. Как и предполагали механики Фимбрии, понтийцы уже заложили их изнутри камнями и подперли несколькими здоровенными бревнами. Привратная башня выдавалась из крепостной стены далеко вперед. К западу, стена стояла на очень крутом склоне и римляне почти не посягали на нее. Зато восточная стена, имевшая сложную, изломанную линию, с несколькими выступами, была более доступна. С башни она просматривалась на большом расстоянии, и было хорошо видно, что кипучая деятельность римлян приносила здесь плоды.

По меньшей мере, в трех местах из внешней облицовки вытащено несколько крупных камней. Булыжники, сложенные без скрепляющего раствора, подавались наружу уже в процессе проворачивания меж ними стальных буров. А после вытягивания буров упряжками волов, образовывались крупные каверны, кладка перекашивалась и начинала осыпаться. Пространство между двумя кладками, заполненное щебнем, усилено дубовыми балками. Одну из таких балок смогли вытащить римляне, и в этом месте стена грозила вскорости совсем обвалиться.

— Спешат, — проговорил царь, ни к кому конкретно не обращаясь.