Орлиный услышишь там крик...

Я засыпал, с трудом втягивая в себя разжиженный высотой воздух. Мне еще предстояло увидеть и лавины, и огромный ледник, и его смертельные ловушки.

РАЗВЕДКА

Просыпаюсь часа через четыре. Николая Васильевича уже нет. Он готовит чай. Вылезаю наружу и замираю на месте, пораженный странным цветом гор, неба, земли. Все синее. Ни одного белого или черного пятна. Синева густая и мрачная. Только там, где восток, висит одна светлая полоска — голубая.

На траве иней. Я срываю стебелек, в ладонь скатывается капелька, тоже синяя, как чернила авторучки.

Такой цвет можно наблюдать только на больших высотах. Здесь нет дыма, какой бывает в городах, здесь воздух идеально чист, разрежен и прозрачен — отполированное стекло. Небо и окрасило все вокруг густой синевой.

У берега река покрылась бугристым мутным льдом. Лишь на середине шумит поток, густо-коричневый, как чайная заварка, и тоже с синевой. Руки сводит судорога.

Возвращаюсь медленно. Продолжается «акклиматизация». Одышка.

С киноаппаратом и штативом взбираюсь на гребень скалы, нависающей над нашим лагерем.

Постепенно синева растворяется. Розовеет небо, розовеют вершины. Там, где начинается извилистая река, всю долину от одного хребта до другого перегородила черная громада ледника. Это язык, окончание Иныльчека, для нас — начало пути.

Лед здесь засыпан мелким гравием, упрятан под камнями, и на фоне светлых пород окружающих скал мокрые глыбы этой мешанины камня и мерзлой грязи кажутся угольно-черными.

Горы меняются на глазах, отодвигаются как будто дальше. Светлеет лес на нижнем склоне пика Нансена. Звезды скрылись одна за другой в глубоком и холодном небе. Вспыхнул на траве и камнях иней. Огромное непривычно белое солнце приподнялось над лиловыми зубьями снежных хребтов. И вдруг иней исчез, капельками ртути засверкала роса. Солнце, раскалившись за горами добела, сразу дохнуло жаром.

Через час в объектив я поймал стрекозу. Она пролетела над рекой, сделала круг и скрылась внизу, под скалой, на которой я стоял.

Это прибыли остальные ребята. Из вертолета они вытащили бак с бензином, часть груза. Николай Васильевич решил, не теряя времени, лететь к верховью Иныльчека. Если удастся найти площадку и сесть там, то работа экспедиции облегчится наполовину. К подножию Хан-Тенгри нас доставил бы вертолет. Если же сесть не удастся, придется сбрасывать палатки, продукты и приборы с воздуха, а нам туда и обратно идти пешком.

Вслед за баком с бензином выгружаем один осадкомер, чтобы машина была максимально легкой. Другой осадкомер оставляем в кабине.

Установка приборов, показывающих количество выпадающих осадков в районе, где зарождается ледник, — важная часть всей работы. Осадкомеры внешне похожи на широкие самовары, висящие на стальных стойках — швеллерах. Эти стойки на леднике мы должны вбить в какую-либо скалу, останец коренной породы, крепко растянуть их тросами, чтобы приборы не сбил ветер или вьюга. Вес одного осадкомера — сто шестьдесят килограммов. Конструкция громоздкая, тяжелая. Хватим же мы лиха… Будущие исследователи наверняка удивятся, как удивляемся мы, скажем, тачанке или аэроплану времен первой мировой войны. Приборы будут стоять лет сорок и показывать, сколько осадков опускается на Иныльчек каждый год.

Вертолет взлетает и направляется к леднику. Рядом с огромными горами он и впрямь похож на стрекозу с желтой спиной и красным брюшком.

А мы идем в первую разведку. Пересекаем долину, сбивая с мятлика колючие парашютики. Крутая осыпь ведет к реке. Река уже не походит на ту, что была утром. Лед растаял, усилился напор. Серая от мути вода стучит камнями, перекатывая их по дну.

Дважды в год, весной и осенью, озеро Мерцбахера, расположенное по правую сторону ледника, выходит из берегов, и тогда река разливается, затопляя чуть ли не всю долину. Но даже и сейчас она страшна и свирепа.

Гидрологи делают первые замеры, едва удерживая опущенную в воду рейку. Борис Ржевский наносит очертания ледника.

Река — дитя Иныльчека. Вливаясь в Сарыджаз, она орошает в более теплых краях сады, пашни, пастбища. Там же, внизу, геологи ищут полезные ископаемые. Не исключена возможность, что они найдут богатые залежи, понадобится строить рудник. Тогда проектировщики спросят, а хватит ли для него воды, много ли ее припас ледник? На эти вопросы нужно ответить точными данными. Пока другой отряд будет находиться в верховьях Иныльчека, гидрологи постоянно в течение недели будут определять скорость, температуру, глубину потока, колебание уровня словом, изучать гидрологические условия образования реки.

В полдень мы поднимаемся на ледник. Льда не видно. Только груды камней. Между ними тихо струятся прозрачные ручейки. Кое-где в расселинах зеленеет травка с крепкими стеблями. Когда-то чудом занесло сюда семена и они проросли, пустили корни, живя в вечной вражде с камнем. Срываю один стебелек, растираю в руках. Он пахнет не травой, а разогретым камнем и пресной влагой, которая просочилась из ледяных глубин, закрытых мореной. Срываю еще один стебелек. Ребята садятся рядом. Привал. Вспоминается Бернс: