Орлиный услышишь там крик...

Е. ФЕДОРОВСКИЙ ОРЛИНЫЙ УСЛЫШИШЬ ТАМ КРИК…

*

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ

ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Фотоиллюстрации автора,

за исключением «Первый домик Норильска»

и «Диксон. Памятник Тессему» — А. Шикин

М., «Мысль», 1968

ПРЕДИСЛОВИЕ

Может быть, к тому времени, когда придет к читателю эта книга, многие из ее молодых героев уже станут зрелыми, кто-то встретит глубокую старость. Здесь описаны люди, с которыми автор встречался и запомнил такими, какими были они, когда поднимались к горным вершинам, сражались один на один с небом, пробивались сквозь штормы в морях и спускались в глубины, бодрствовали в полярных льдах. Они совершали большие и малые открытия, служили важной задаче — познанию Земли и ее стихийных сил, перестройке природы там, где она выступала против человека. И это заставляет нас с уважением относиться к любому делу, которое выполняли герои книги — бескорыстные, увлеченные своим трудом, добрые и мужественные.

Прочитав книгу, с не меньшим уважением относишься и к ее автору — талантливому молодому журналисту, прошедшему интересную жизненную школу. Он родился и вырос в степях Алтая, работал па заводе и стройке Куйбышевской ГЭС, служил в военной авиации. Авиация была его мечтой.

Но Евгений Петрович становится писателем, страстным путешественником. Будучи специальным корреспондентом журнала «Вокруг света», он исколесил вдоль и поперек всю пашу необъятную страну. Северный полюс, Диксон, мыс Челюскина, Чукотка, Дальний Восток, таежная Сибирь, ледники Тянь-Шаня, горный Кавка», Памир… И как результат книги, рассказы, очерки. «Секрет рыбьих стай», «Беспокойная прямая», «Сто дорог, сто друзей», «Потерянный караван», «Повесть об алых снегах».

Новое произведение Евгения Федоровского адресовано всем, кто любит путешествовать, познавать, в ком живо неистребимое чувство романтики.

И. Д. Папанин, дважды Герой Советского Союза

ГЛАВА ПЕРВАЯ ОРЛИНЫЙ УСЛЫШИШЬ ТАМ КРИК…

СТО МЕТРОВ ВВЫСЬ

— Ты пиши. Мы встретимся. Мы должны встретиться…

Это говорит Юра. Его голос вдруг стал глуше, повлажнели глаза. Я жму шершавую, обветренную руку, потом стискиваю его и прижимаюсь к черной бороде.

— Да, Юра, — отвечаю, а горло сжимает судорога. И слышу плохо, будто все от меня отодвинулось, надо кричать, чтобы услышать и свой, и его голос.

— Я через год в отпуск. Ты жди.

Он говорит так, словно год — это день. Может быть; встречи и не будет. Мало ли куда уведут нас дороги… Будут другие дни и другие разлуки. Останутся в памяти только те события, которые не в силах стереть время. И только они будут рождать ощущение прожитого. А все остальное, что когда-то огорчало и злило, отсеется, покажется до обидного ничтожным, из-за чего и тревожиться не стоило…

В нас навсегда останется лишь то, что мы испытали вместе, деля между собой и холод, и тепло, и радость, и хлеб. Мы не забудем грохочущих во вьюге гор, суровых морозных ночей, белых от инея палаток и плеча товарища, к которому прижимались, чтобы согреться.

… Стометровая каменная стена. Мы подтаскиваем к пей части прибора для измерения осадков — осадкомера. Его только что наладили. Камнями выпрямили стальные стойки, которые прогнулись при падении с вертолета.

Смотрим вверх. Там расчищают крохотную площадку от камней Николай Васильевич Максимов, наш начальник экспедиции, и Володя Зябкин, снегомерщик. Нам пятерым — Юре Баранову, Володе Царенко, Сереже Айра-петьянцу, Юре Акименко и мне — надо поднять стошестидесятикилограммовую «бандуру» по этой стене. По ней и налегке пройти трудно — осыпь. Потрескавшиеся, разрушенные временем камни держатся чудом, готовые в любое мгновение обрушиться на наши головы.

— Долго провозимся? — спрашиваю Юру Баранова.

Юра щурит серые глаза, примеряясь к стене. От ветра, стужи и солнца лицо его почернело, кожа лупится на носу и щеках, губы иссечены до крови.

— Час, — наконец произносит он. — Да, целый час.

А площадка, где будет стоять осадкомер, рядом. Ну, какое это расстояние — сто метров? Пустяк!

Николай Васильевич машет рукой — площадка готова. Мы протягиваем под осадкомер веревку, завязываем концы петлями, чтобы удобно было тащить, и втискиваем плечи в эти петли. Выпрямляемся — кажется, кости хрустят от тяжести. Шатаясь, скользя на осыпи, делаем шаг, второй, третий… В глазах плывут круги. Судорожно хватаем ртом воздух. Как мало его здесь, на огромной вы соте, рядом с пиком Победы, возле которого уныло плывут белые облака…

— Стоп! Остановка!

Мы ложимся рядом с осадкомером, не вытаскивая из петель своих плеч. Прижимаемся к камням. От них тянет прохладой. После ночного мороза солнце еще не успело опалить их. Милая земля, дай сил, чтобы подтянуться вверх еще па три шага, потом еще, еще…

— Старина, опять… — говорит Юра.