Читаем Орленев полностью

ного строительной горячкой южного города. Иногда приезды

Павла Николаевича в Ялту были молниеносны, день-два, он тра¬

тил на дорогу гораздо больше времени, чем проводил здесь,

а иногда эти посещения затягивались на недели, как это было

осенью 1901 года.

В письмах А. П. Чехова к О. Л. Книппер с 25 августа по

10 сентября 1901 года Орленев по разным поводам упоминается

шесть раз. По каким же поводам? Письмо первое (25 августа) —

это простое уведомление, регистрация факта: в Ялту приехал

Орленев и вместе с Дорошевичем обедал у Чеховых. Второе

(27 августа) — к Чехову «ходит много приезжего народа», среди

сегодняшних посетителей он называет Орленева и адвоката Ка-

рабчевского. Третье (28 августа) — на этот раз роли меняются:

Чехов был в гостях у Орленева, познакомился с Левентон (Нази¬

мовой) ; попутно мы узнаем, что «она живет с ним на одной квар¬

тире». Четвертое (после некоторой паузы — 5 сентября) — Чехов

не совсем здоров, у него болит спина, болят руки, настроение не¬

важное, и, несмотря на это, он «неистово хлопочет» насчет спек¬

такля в пользу Благотворительного общества; уже известна про¬

грамма вечера: «Будет играть Орленев, будет петь цыганка Варя

Панина, которая теперь здесь». Пятое (7 сентября) — только

беглое упоминание — «сейчас был у меня Орленев». И, наконец,

шестое и последнее (10 сентября) — Орленев все еще в Ялте и

«сейчас приходил ко мне» 1. Через три с лишним месяца, в декабре

1901 года, он опять приедет в Ялту, теперь на короткие гастроли,

и опять навестит Чехова, о чем Антон Павлович тотчас же сооб¬

щит жене в очередном письме (20 декабря).

Эта расписанная по дням хроника, как мне кажется, может

объяснить, почему, круто ломая маршруты, Орленев так часто

приезжал в Ялту; здесь, когда позволяли обстоятельства, подолгу

гостила у родных Алла Назимова и здесь поселился Чехов, кото¬

рого он считал самым замечательным из встретившихся ему

в жизни людей.

Чехов принимает Орленева с радушием, ему нравится нена¬

вязчивый юмор актера, его бескорыстность и общительность: оп

не только хорошо говорит о себе и о своих скитаниях, он хорошо

слушает других, что у таких завзятых рассказчиков редкость.

В воспоминаниях Бунина о Чехове есть интересная запись, тоже

относящаяся к осени 1901 года: «До моего приезда в Ялте жили

Дорошевич, умом которого восхищался Чехов, и артист Орленев,

которого он считал талантливым, по беспутным; последнего я за¬

стал» 2. Чехов знал слабости Орленева, да, он был человек ветре¬

ный, увлекающийся, неустойчивый, годы беспорядочной богемной

жизни не прошли для него даром. Но в его непутевости была

черта, которую он не переступал,— он не обижал слабых, он заде¬

вал сильных, в нем было больше рыцарственности, чем необуздан¬

ности, говоря по-карамазовски — больше гимна, чем позора.

В одном из ранних писем Чехова, датированном 1883 годом,

сказано, что у русского актера все есть, кроме одного —

внутреннего джентльменства, то есть интеллигентности, воспи¬

танности духа. У Орленева при всем его легкомыслии и браваде

эта воспитанность была, и потому с таким трудом добытая им

свобода часто казалась ему обременительной. Ведь нельзя жить

в атмосфере вечного крохоборства, выматывающих душу закулис¬

ных дрязг, бессовестного антрепренерского торга. И он снова и

снова решал уже не раз решенный вопрос — как быть дальше,

как распорядиться собой?

С Чеховым он особенно не откровенничает, держится свободно,

по подтянуто, почтительно-влюбленно, без намека на фамильяр¬

ность. И все-таки Чехов видит, что у Орленева бывают тяжелые

минуты сомнений. Он приходит в гости, приходит чаще всего по

вечерам и, рассказывая,— играет; его памяти нужен только не¬

большой толчок. Одна веселая сценка, другая, третья, и все из

актерского быта — запас анекдотов у него неистощимый. Но

когда наслушаешься этих анекдотов, становится грустно — ни¬

щета, водка, трактирные нравы, разбитые судьбы, бесприютная

старость. И это ведь не древняя история, это сегодняшний день,

к которому причастен и Орленев. Он посмеивается, посмеивается

и вдруг виновато улыбнется. Чехов замечает эту улыбку и мягко

говорит, что ему надо пойти в хороший театр. Ведь он человек

современный, и репертуар у него современный, зачем же ему

держаться за рутину и предрассудки, зачем делить судьбу со слу¬

чайными людьми. Орленев неуверенно возражает, спор у них не

получается. Он принял все решения, но твердости в его позиции

нет; все обдумав и взвесив, он и теперь не знает, что для него

лучше — оседлость или бродяжничество?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии