Орлеан

— Идиот, — согласился врач. — Но я раньше не был таким. Мне предназначалось поприще необыкновенное, высокое. От этого трепетало юношеское сердце, и добрый гений смеялся в вышине.

— И когда же у тебя все кончилось? — с интересом спросила парикмахерша, не принимая в расчет его ернического тона. — Когда добрый гений перестал смеяться в вышине?

— Когда я встретил тебя, — ответил Рудольф Валентинович, — и стал делать по три операции в день. Тогда добрый гений призадумался и вскоре ушел куда-то.

— У меня тоже что-то было, — призналась Лидка. — Кто-то дышал мне в закрытые глаза, когда я спала.

— Любовник, — предположил Рудольф.

— Какой, на фиг, любовник? Я девочкой еще была, ты понял?

— Ты разве была когда-нибудь девочкой? Не верю, — буркнул Белецкий. — И когда он перестал дышать?

— Когда я встала у парикмахерского кресла.

— Не грузись ты этим. Не дышит, и ладно, — успокоил ее хирург. — Я тебе дам книгу, чтобы ты отвлеклась, — «Дао и женская сексуальная энергия».

— Кто автор?

— Не помню. Какой-то китаец. Но не Мао Цзедун.

— А что я буду делать с этой книгой?

— Читать, — объяснил он. — Там есть глава, которая тебя заинтересует, — «Тяжелая атлетика для разработанного влагалища».

— Дать бы этой книгой тебе по башке, — мечтательно произнесла Лидка, — чтобы твои мерзкие мозги вытекли бы наружу.

— А кто тогда будет слушать твой бред про Кларка Гейбла?

— Для этого мозги не нужны. Для этого нужно сердце. И попомни мое слово: он скоро всех нас достанет. Никто не уйдет.

В комнату въехал мальчик на велосипеде:

— Мама, я писать хочу!

— Писай в штаны, — разрешила ему Лидка. — Ты в подгузниках… Только не здесь, не при нас, — прикрикнула она, видя, что мальчик начал тужиться и пыхтеть. — Езжай в коридор и писай!

Мальчик послушно завертел педалями и со скрипом выехал в коридор.

— Это очень вредно, моя дорогая, — вкрадчиво объяснил ей Рудик. — То, что ты не приучаешь малыша к горшку.

— А у меня есть время приучать? — окрысилась Лидка. — Может, ты станешь у нас жить и сажать его на горшок?

— У меня же отец на руках, — напомнил ей врач. — И то я его на горшок не сажаю. И твоего малыша тем более не буду.

Лидка хотела ответить что-то резкое, но осеклась. В комнату вошел молодой человек с бритой головой и разными глазами. В руках он держал два ведра с пресной водой, которую накачал из колонки рядом с домом. Это был Игорек, тот самый парень, который прислуживал ей в парикмахерской и говорил с озером в начале нашей истории.

Увидев хирурга, он застеснялся, словно на медкомиссии, и покраснел всеми своими прыщами.

— Еще один малыш, — заметил Рудольф Валентинович философически.

— Не обращай внимания… Это чучело мне помогает, — сказала Лидка.

— Да я так… Чисто онтологический интерес, — пояснил свою позицию Белецкий.

— Ставь на табуретки и иди, — грозно распорядилась Лидка по поводу воды.

Игорь водрузил ведра на табуретки, как просила хозяйка, и начал топтаться, переминаясь с ноги на ногу, силясь сказать что-то, выдохнуть и объяснить.

— Еще работы хочешь? Держи. — Она вручила ему лопату. — Вскопай грядку. Рядом с теплицей. — И неопределенно махнула рукой в сторону окна.

Игорь проследил направление взмаха и увидел за стеклом пролетевшую ворону. Кинув боязливый взгляд на Белецкого, ушел.

— И откуда этот малыш? — спросил Рудик с теплотой проснувшегося отцовства.

— Из парикмахерской.

— Ты его стригла?

— Вот уж нет. У него волосы не растут.

— Значит, они растут вовнутрь головы, — философически заметил врач. — Зачем звала меня? Он бы тебя и защитил.

— Этот малыш хуже, чем взрослый. Вообще во! — И Лидка покрутила пальцем у своего виска. — Прицепился… Ходит по пятам. Ну я и нагрузила его работой.

— Ладно, — успокоился врач. — Аллах ему судья. Покажи мне еще раз визитку своего маньяка.

Лидка полезла в сумочку, начала в ней нервно шарить, наконец в сердцах вытряхнула ее целиком. Из нее вывалились губная помада, тушь для ресниц, какой-то окислившийся ключ и несколько канцелярских скрепок.

— Вот он! — В руках у Лидки был зажат кусочек картона.

— Да, — согласился Рудик, заглянув в него. — Действительно, есть странности. Я поначалу и не оценил.

— Именно!

— Пошли, — сказал он, вставая с дивана. — Найдем его контору и раскрутим это безнадежное дело.

— Спорим, что никакой конторы нет в помине?

— Спорим, что я сейчас засну?

И хирург действительно широко зевнул, демонстрируя свои желтоватые клыки, которые могли перегрызть любого, если бы Белецкий водился в саванне и выслеживал бы в кустах заблудившегося натуралиста.

— Погоди… Я только Лешку поймаю, — выдохнула Лидка, как если бы речь шла о бабочке.

Выбежала в коридор. Ее малыш боязливо сидел на велосипедике у входной двери в дом, втянув голову в плечи, будто опасался немедленной жестокой расправы. Лидка подошла к нему и тепло, по-матерински пощупала рукой его штанишки.

— Пойдем со мной, сынуля. Дядя Рудя хочет угостить тебя конфеткой.

— Я не хочу дядю Рудю, — сказал мальчик.

— Но конфетку ты хочешь?

Лешка не сдержался и кивнул головой.

Тогда она властно взяла его за руку.

— А конфетка сладкая? — поинтересовался малыш.

— Слаще пареной репы.