Орлеан

— Почему не один… Один, — соврал Рудольф Валентинович. — Просто фильм смотрю… По кабельному каналу.

— Порнографический?

— Эзотерический. А в конце все выходят замуж.

— Я не могу… Я свихнусь в этом проклятом городе! — прокричал телефон.

— Проверь свою адекватность, — посоветовал Белецкий. — Скажи громко: «Мама мыла раму».

— Это ты скажи! — отрезала Лидка.

— Я уже сказал, — терпеливо заметил врач. — Наверное, опять этот тип? — предположил он по возможности спокойно, ибо являлся в этой ситуации психотерапевтом.

— Конечно! Прикинулся какой-то бледной девкой и сел в мое рабочее кресло!

— Ты, случайно, не спятила?..

— Если ты ко мне сейчас не придешь, я руки на себя наложу!

— Накладывай, — разрешил он. — Но если через час не наложишь, я буду у тебя. Потерпи. — Он посмотрел на свою клиентку, которая по-прежнему стояла как солдат, навытяжку. — А может быть, через два…

Бросил трубку на рычаг. Выдернул телефон из розетки и зачем-то накрыл его подушкой, по-видимому, из-за мрачного мистического чувства, которое к нему подступало.

— Теперь нам никто не помешает.

Бессмысленно уставился на розовый плоский сосок. Ему пришло в голову, что он похож на маленькую пробку.

— А-а-а… — раздалось из соседней комнаты.

— Это мой отец… Не пугайтесь. Так о чем мы говорили?

— Грудь… Дергает, — напомнила ему девица, отчего-то двусмысленно улыбнувшись. Ее стыд и замешательство прошли.

— Да… Грудь, — повторил Рудик, чувствуя, что мысли разбегаются, словно лягушки из-под сапога лесника. — Это мастопатия, девочка. Только и всего.

— А это опасно?.. — Она запнулась, подбирая слова. — От этого умирают?

— Конечно, — горячо согласился Рудольф Валентинович. — Я вам помогу. — Он приблизился к ней вплотную.

— Умереть поможете? — уточнила она как человек аккуратный и не терпящий двусмысленности.

— Да. И воскреснуть тоже помогу. Главное — быть адекватной и политкорректной. Адекватность превыше всего. Принимайте мастодинон, и все будет отлично.

Он вдруг порывисто поцеловал ей ключицу. Его язык почувствовал легкий привкус соли.

— Ай, — сказала она. — Чего это вы колетесь?

— Потому что я не брился сегодня, — объяснил врач, слегка задыхаясь.

В доказательство своих серьезных намерений он слегка укусил ее за плоский сосок. Девица на это уже ничего не сказала и чувств своих не обнаружила. Ее тело окаменело. Тогда он нехотя и без страсти повалил ее на диван, потому что так было принято, и если бы он этого не сделал, то возникли бы недоумевающие вопросы со стороны друзей и знакомых.

Но здесь случилось нечто странное. Какая-то тень возникла за его спиной и навалилась как туча. Кто-то цепкий впился в его плечи изможденными руками и начал стаскивать с пациентки на пол. Рудик только заметил желтую пергаментную кожу с нестрижеными ногтями и понял, что это, по-видимому, его отец…

Безумие разорвалось внутри головы как боевая граната. Старик не ходил уже два месяца, и его клиническое состояние не внушало никаких благоприятных надежд.

Рудольф Валентинович сильно сдрейфил, сполз с девицы вниз, как ледник, задымился от ужаса и начал хватать воздух ртом. Девица сжала ноги, закрыв свою грудь голыми руками.

Потом, опомнившись, быстро накинула на себя блузку и кинулась опрометью из неадекватной квартиры. Врач услышал, как гремят по лестнице ее турецкие каблуки.

Через минуту в комнате зазвенела навязчивая тишина, даже отец не стонал и не просил пописать.

Рудик стянул с себя рубашку. На левом плече были заметны красные царапины от ногтей.

В замешательстве Белецкий встал с пола и заглянул в комнату отца. Тот по-прежнему лежал в той же позе, в которой его оставил сын, когда щупал простыни.

Все было очень странно. Рудик почесал свой рыжий затылок. Пошел на кухню, чтобы умыться и сбросить с себя нервный стресс.

Но здесь его ждала новая неудача: кран, только открывшись, сорвался с резьбы и в раковину хлестанула желтая вода какой-нибудь реки Хуанхэ, не знающая преград и не умеющая бороться с собственными страстями.

— Вот черт, — пробормотал Рудик, обращаясь к чему-то невидимому, что было вокруг. — Вот дьявол!

Он почувствовал, что из него вынули стержень. Вернее, он выпал сам, когда производились исследования по мастопатии.

Белецкий поплелся в уборную, отворил над унитазом деревянную панель, за которой скрывались канализационные коммуникации. Завертел кран, что перекрывал подачу воды в квартире.

Вода, хлеставшая на кухне, умерила свой пыл, стала ласковой, как домашняя кошка, а потом вообще иссякла, пошла вспять и укрылась в своей железной норе, ворча и царапаясь там когтями.

Рудик обтер полотенцем мокрое лицо.

Он сталкивался с этим и раньше: когда неосмотрительно поступаешь, то этот поступок, словно тяжелый камень, летит в воду действительности, и поднимаются волны, круги бегут врассыпную в виде ненужных встреч, и клубок разматывается, запутывая руки…

Нужно было сбить этот стихийный порыв с окружающего мира и для этого успокоиться самому.