Орлеан

— Человеческими жертвами. Но чаще рыбой. Или мясным фаршем из кулинарии. Она олицетворяет беспокойную совесть, которая дает себя знать даже у отпетых подлецов. Клетка — это ребра. Гиневра — невидимая хищная субстанция, а клыки… Видите эти ужасные клыки? Они будут грызть вашу плоть изнутри и не успокоятся, пока не прогрызут насквозь.

— Ну, это уже фантазии, — отмахнулся Рудольф Валентинович. — У подлецов нет совести. А души тем более. И вообще… Он в своем уме… ваш экзекутор?

— Конечно, нет, — согласилась кормящая мать. — Но хочется верить, что ум у него когда-то был.

На это Гиневра, олицетворявшая совесть, посмотрела на посетителей недовольным взглядом и повернулась мордой к стене.

— В общем, у нас к вам дело. Ваш сотрудник решил, наверное, провести роуминг и начал приставать вот к этой бедной убогой женщине… — И Рудольф Валентинович показал на Лидку, лицо которой перекосило от возбуждения и гнева.

— Я голову проломлю, если не отстанет, — пообещала бедная убогая женщина, не уточнив, правда, кому именно.

— Прикрой хайло, — ласково, с высоты своего авторитета посоветовал ей хирург. — Нам не надо никаких роумингов, дорогуша, — проворковал он секретарше, не намереваясь выпускать разговор из-под своего контроля. — Кстати, что означает роуминг в вашем случае?

— Мы только начали работать, — ушла она от ответа. — Все вопросы к руководству.

— Но все-таки?

— Ну… бывает телефонный роуминг, знаете?

— Ну и?..

— А у нас морально-нравственный.

— А кому он сейчас нужен… морально-нравственный? — опять вонзилась в разговор Лидка.

— Пока не нужен. Но мы исходим из законов рынка. Во всем мире спрос рождает предложение, согласны?

— Согласен, — кивнул Белецкий.

— Но в России наоборот. У нас предложение рождает спрос.

— Ну и дальше что?

— Мы предлагаем истязания по морально-нравственной части. И надеемся, что это будет востребовано обществом.

— Но угрожать-то зачем? — рявкнула Лидка. — Про смерть угрожать зачем?

— А морально-нравственное и есть смерть, — сказала кормящая мать. — Для многих. А для вас уж точно.

— Истязания… — задумчиво повторил Рудольф Валентинович. — От этого, наверно, можно получать наслаждение. Как у маркиза де Сада или Мазоха. Вы ведь сюда клоните, верно?

— Я никакого Мазоха до сих пор не получила, — опять встряла в разговор Лидия Павловна.

— Еще получишь. Я тебе объясню, как это нужно делать, — пообещал хирург.

— Речь не про то, — не согласилась с ними секретарша. — Но если вам хочется наслаждаться и хлестать себя по сусалам, то ради бога…

— Ты хочешь хлестать себя по сусалам? — спросил Рудик у Лидки строго.

— У тебя чего, крышу снесло? — И Дериглазова покрутила указательным пальцем у своего виска. — Не ожидала от тебя такой гадости.

— В общем, кончайте с этим, — сказал Рудольф кормящей матери по возможности твердо. — Мазоха мы и сами подымем. А морально-нравственного нам не нужно. А то мы милицию позовем.

Здесь младенец заволновался, зашевелил ножками и как-то печально застонал. Начала мотыляться и Гиневра. Она просунула морду сквозь прутья и стала их ожесточенно грызть.

— Ладно, — согласилась секретарша, поправляя грудь так, чтобы младенец поглубже захватил черный сосок. — Я вижу, что с вами каши не сваришь.

— Именно. Мы такие. Где сядешь, там и слезешь; плюнь в глаза — Божья роса… В общем, не съешь, а выплюнешь.

— А буква «М» на входе, — прервала дотошная Лидка эскападу своего кавалера, — это ведь от мужского туалета?..

— Значит, она опять перевернулась! — расстроилась кормящая мать. — Я сейчас не могу пойти… А вы, когда будете уходить, переверните букву наоборот.

— И что тогда случится? — поинтересовался Белецкий.

— А вы сами догадаетесь, — ушла секретарша от ответа. — Значит, что передать экзекутору? Как звать-то вас?

— Скажите, здесь были те, кому жизнь по барабану, — пробормотал хирург.

— Скажите, что была чета Дериглазовых. — Лидка взяла Рудольфа Валентиновича под руку.

— Это она Дериглазова, а я нет. — И Белецкий вырвался из-под ее крепкого локтя.

Они вышли в мигающий предбанник с детской верой в сердце, что странная ситуация наконец-то разрешена. Там же темпераментная Лидка закатила хирургу звонкую пощечину:

— Это тебе за Мазоха. А это за де Сада!.. — И в довершение она хлопнула любовника по заднице.

Раздался глухой звук, напоминающий тот, с которым падают вниз лопнувшие штаны.

Рудик вытер подбородок несвежим платком, потому что от пощечины у него из носа потекли сопли.

Не сказав ни слова, он пошел на улицу и посмотрел на букву «М», прибитую к двери сомнительного офиса. Взялся рукой за металлический квадратик и перевернул его вверх ногами…

— В самом деле… — пробормотал он. — Вот черт.

Перед ними вместо «М» оказалась «W».

— И что это такое? — не поняла Лидка.

— «Welcome», значит, — объяснил просвещенный врач. — А может быть, и не «Welcome»…

На улице была египетская тьма.

2

— …Я думаю, после нашего визита все прекратится, — успокоил Лидку Белецкий, когда они подходили к ее дому.

— Что все? — не поняла она.

— Эволюция видов, движение Земли, всемирное тяготение… А твой все копает… — заметил Рудольф Валентинович, имея в виду Игоря.