Орлеан

Та с готовностью махнула рукой, потому что работать не хотела и родилась не для этого — ей всю жизнь казалось, что она должна была стать знаменитой актрисой и подписывать автографы с ледяным равнодушием ко всем прочим неудачникам.

— Зачем пришли, девушка? — спросила Лидка клиентку, уронив на пол гребешок и наскоро обтерев его о свой халат.

— Мне бы… видал сассун, — пропищала та, как пищит котенок, которому наступили на хвост.

Лидка с сомнением окинула ее с ног до головы. Клиентка была совсем зеленой в прямом и переносном смысле, с тонкими куриными ногами плетью и в юбочке, не закрывавшей до конца мечту престарелых мужчин. Пупок был проколот интимной булавкой, прыщи на лице были расцарапаны и закрашены наскоро французской косметикой, сделанной в провинции Сычуань.

— Какой тебе сассун? — по-матерински добро спросила парикмахерша. — У тебя вся жизнь позади. Тебе известно, что полный сассун укорачивает на фиг голову?

— А мысли? — спросила клиентка.

— Так у тебя еще и мысли есть? — разъярилась Лидка, но не зло, а опять же сочувственно, дружески и тепло. — Какие же у тебя мысли?

— Меня интересует гностицизм, — ответило диковатое существо стесняясь. — И его связь с неоплатониками.

Лидка сделала вид, что не расслышала ее слов, и это было тактично, потому что не будем же мы обличать человека, испортившего воздух в приличном обществе.

— Это ведь о мальчишках, верно? — догадалась Лидка, потому что с детства была смышленой.

Клиентка кивнула.

— Твоя головка станет после сассуна как у курицы. Никакой неоплатонизм уже не поможет. Может, сделать тебе ирокез? Он как раз увеличивает объем головы.

— Видал сассун… — настояла та еле слышно.

— Двести рублей, — выдохнула Лидка то, что приберегала напоследок.

Сердце клиентки разорвалось на части. Кровь перестала течь, глаза от напряжения вылезли из орбит. Но это произошло с внутренней эфирной девушкой. Внешняя же, материальная, только кивнула с деланым равнодушием, услышав для Орлеана несуразную цифру. Села в кресло и закинула ногу на ногу.

Лидка включила электрическую машинку для стрижки баранов, так она про себя называла своих клиентов, дезинфицированную тем, что ей не стригли целых три дня. Надломленный провод слегка коротнул, заискрил, заиграл новогодним бенгальским огнем, но машинка, тем не менее, заработала и даже не убила мастера, который держал ее в руках.

Лида безжалостно стала брить шею поклонницы неоплатонизма, скрывая свое отвращение к философии, так как шея ей показалась не совсем чистой.

— Учишься где или так… прости господи? — спросила она, чтобы скрасить разговором свой рутинный труд.

— Много думаю, — уклончиво сообщила клиентка тоненьким голоском.

— Ты чего? Совсем, что ли?.. — вспылила Лидка, брея ее за ухом. — Гуляй побольше, а думать забудь. Поняла?

— Поняла. Я и так гуляю, вы не беспокойтесь.

— А я и не беспокоюсь. Я вообще спокойная, как жесть. А зачем гуляешь?

— Чтобы набраться впечатлений, — ответила девушка.

— А вот этого не нужно. — В голосе Лиды неожиданно проснулась мать, которую она долго в себе уничтожала и которая начала противоречить ей самой. — Мужики все одинаковые. Какие тут впечатления?

— А вдруг попадется что-нибудь такое… необыкновенное?..

Лидка вздохнула, припоминая из своей многотрудной жизни, попадалось ли ей что-то такое, о чем говорила клиентка. С одной стороны, вроде бы попадалось, но с другой… С другой все было фиолетово. Она открыла кран над раковиной, смочила расческу и слегка прилизала клиентке оставшиеся волосы.

— Ничего необыкновенного на свете нет. И мужиков это точно не касается.

— Но ведь без новых впечатлений нет процесса познания, — возразила клиентка.

— Это ты опять об этом своем? — взорвалась Лидка, потому что потеряла терпение. — Скажи, что тебя не устраивает?

— Меня не устраивает в гностицизме дуализм всего сущего. Когда у одного и того же метафизического начала есть добрая и злая составляющие. Получается, что Господь наш добр и зол одновременно. Разве это не ересь?

Услышанное показалось Лидке настолько странным, что она даже перестала стричь своего барана. Более того, из последнего вдруг выплыл этот самый дуализм, против которого баран, сидящий под ее машинкой, как раз яростно и восставал.

— Чего?.. Чего ты плетешь? Под спидами сюда пришла, что ли? — попыталась разрядить атмосферу благоразумная парикмахерша.

— Отсюда происходит теория, что у демонов мрака в нашем мире есть созидательная функция. Они своим злом уничтожают зло… Зло против зла. Эту формулу знали еще шумеры. А гностики и близкий к ним учитель церкви Ориген косвенно подвели под нее теоретическую базу. Вы знаете, например, что такое плерома?

— Плерома, — страшно повторила себе под нос Лидка. — Плевра… я не знаю, я знаю, что такое стерва… — зачем-то добавила она.

Это было похоже на толчок землетрясения — еще ничего кругом не происходит, дома не рушатся, и даже люстра не качается как метроном. Только внутри человека под ребрами в области живота что-то сдвинулось, словно зимний сугроб съехал с крыши под напором первого весеннего солнца.