Орки: Отступая от края. Часть 2

Боль, страшная, выворачивающая боль. Открытый рот пытается втянуть в горящие легкие хоть крохи воздуха, но все тело вопит от боли и, выплевывая кровь, выдавливает из себя глухой вой умирающего животного. Меня охватывают огромные чешуйчатые пальцы и сжимают в своих пылающих тисках, мотая в воздухе в попытке сбросить с нас огонь. Горящая чешуя дымящимся веером разлетается в разные стороны. Меня глушит еще более громкий, чем мое сипение, дикий рев чего-то огромного и могучего. Отчаянно пытаясь вырваться из этих тисков, я скребу, скребу и терзаю своими когтями дымящуюся плоть этой твари. Рву и вырываюсь, но понимаю, что это мне не по силам, набрав в сгорающие легкие воздух, в фонтане кровавых брызг из кусков своей плоти вою в темное, гаснущее небо, стремительно исчезающее в сгорающих глазах.

Рывком вкидываюсь, кашляя и задыхаясь, пытаюсь вырваться из цепких рук, что с неожиданной силой удерживают мое бьющееся тело. Сознание возвращается, я слышу горячий шепот, что уговаривает меня остановиться, и я замираю, пытаюсь вернуть зрение в мои ослепшие глаза. Звуки, запахи, ощущения горою наваливаются на меня.

Я в доме Болотников, это Остров. Я на тростниковой циновке. Мое тело, все еще бьющееся в судорогах и постепенно затихающее прижато к циновке и буквально обвито другим телом, что с удивительной силой, умело удерживает меня. Мне в ухо шепчут что-то неразборчиво-успокаивающее. Косички щекочут лицо и забивают широко открытый рот.

Сон, опять сон!!!

Скрежетнув зубами, теперь уже осмысленно замираю и, выплюнув изо рта волосы, стараясь сдерживать дыхание, сипло проговариваю.

— Все нормально. Я вернулся. Отпусти, задушишь.

У меня перед глазами всплывает лицо. Суйта, удивительно спокойная и собранная. Внимательно вглядевшись в мои глаза, она скалится и переспрашивает.

— Точно? Помнишь, как тебя зовут??

Хмыкнув, уже относительно спокойно и своим голосом отвечаю ей.

— И свое помню, и твое имя помню. Слезай с меня, Суйта. И нож от уха моего убери. А то сейчас сюда Чада и Урта бегут, могут понять неправильно.

Суйта, очень ловко размотавшись с меня, уселась и стала ожесточенно чесать голову, мгновенно спрятав в волосах короткое лезвие плохонького железного ножа. Влетевшие в дом Болотники резко встали, удивленно разглядывая голую Суйту, и меня, пытающегося встать, опираясь на подгибающиеся руки. Еще через мгновение также быстро исчезли, утащив с собой пытающихся пролезть вперед посыльных и Аю.

С трудом сев и откинувшись на саманную стену, помотал головой, стараясь прогнать черные круги в глазах, и снова едва не упал лицом вниз, подхваченный Суйтой. Прижав меня к своей груди, она сунула мне в рот край чашки и держала ее, пока я, стуча зубами о край, жадно пил воду.

— Часто у тебя так?

— По-разному.

Она старательно укутала меня в один из плащей Болотников, служивших нам покрывалом. Укутав меня, стала сама одеваться и, собравшись, села напротив.

— Будь осторожен, Вождь. Ты ходишь по краю. Я такое видела не раз. Скара в тебе рвется на волю. Спасибо тебе за подарок.

Она хлопнула себя по поясу с висящим в петле новым втульчатым топором, изделием из нашей кузни.

— Я выполню твое поручение. Я возьму в глаза проход к Урукам.

Она растворилась в темноте за дверным проемом. Как только ее шаги утихли, в дом сунулся Чада и с вопросом посмотрел на меня. Я кивнул ему, и в доме стало тесно. Мне помогли сесть, влили горячий настой от Тзя и помогли одеться.

Я еще немного посидел, вспоминая прошедший день, гулянье орков, как всегда самозабвенное и непривычно для них самих шумное. Болотники, вдруг осознавшие, что можно быть громкими, оторвались от души.

И Суйта, странная и непонятная одиночка, с ее аурой неподдельной уверенности и силы. Скупые движения. Ухватки воина и немалое количество шрамов, что я позже разглядел вблизи. Наш разговор и мое предложение стать заставой. И потом ночь.

— Все готово?

Все дружно закивали и с готовностью замерли. Еще раз оглядев свою свиту, шагнул на выход. Пройдя по пустому поселку, вышел к спуску, где уже казалось очень давно, я ждал Тревора. На воде стеной стояли десятки разномастных лодок. Очень тихо стояли. Казалось, что вся река светилась от сотен пар глаз. У нас за спиной встало больше лапы орков с барабанами. И замерли в ожидании.

— Урта, ты Старший. Тебе и вести ритуал.

Орк, блеснув в мою сторону глазом, низко поклонился, принимая поручение, и горделиво выпрямился. Неторопливо достал свой топор и нож и, подняв их над головой, замер на мгновение. В установившейся тишине все услышали, как неподалеку квакнула припозднившаяся лягушка, и как над головами просвистели летящие на дневку утки.