Орхидея съела их всех

– Я думаю, Джоэл хочет сказать вот что: мир, каким он представляется многим из нас, это парадокс, – поясняет Тони. – Половина из живущих в мире (а точнее, гораздо больше половины) предает себя на волю данного субъекта, то есть Бога, от которого ждет безграничного знания и бесконечной любви, но который на поверку оказывается жестоким и бесчеловечным и, кажется, спит и видит, как бы нас унизить и растоптать, а вторая половина притворяется, будто с духовной точки зрения жизнь бессмысленна. Все разговоры о Боге лишены основания и, хотя теоретически все мы – не более чем элемент некоего узора, включающего в себя, ну не знаю, живые изгороди, орехи пекан, белых медведей и прочее в таком же случайном порядке, в каком вплетены в этот узор мы сами. На самом-то деле мы даем своим детям скромную порцию религиозных знаний – просто на всякий случай. А все наши системы – юридическая, политическая и моральная – зиждутся на понятиях “добро”, “справедливость” и “равенство”. Что же касается Бога, то он вроде бы должен представлять собой верх просветления, однако на деле требует, чтобы мы опускались перед ним на колени, как и подобает отбросам вроде нас, чтобы каждую неделю мы пели ему, не попадая в ноты, бесконечные гимны и обращали к нему молитвы, пронизанные не любовью, а поклонением. И чем он тогда отличается от очередного безумного диктатора, которому нужны все новые и новые дворцы и статуи? А атеисты тем временем тоже начали ходить в церковь, восхвалять там собственный ум и петь дифирамбы своей ничтожности…

– Я думаю, Тони хочет сказать вот что. Что, если Бог не создавал наш мир? Но что, если в то же время мир наш возник не случайно?

– Ну, тогда это, конечно же, означает, что существует другой Бог, – говорит Скай. – То есть, ведь если Вселенная не производит впечатления чего-то случайного и в ней есть некий порядок, значит, у нее был создатель. И если этот создатель есть, то он может быть либо хорошим, либо ужасным, но, понятное дело, хочется надеяться, что он хороший, хотя я прекрасно понимаю ваши слова о землетрясениях и всем таком, и…

– Есть другой вариант решения проблемы, – говорит Ина. – Джоэл? Вы, кажется, хотите что-то сказать?

– Основная мысль здесь вот какая, – начинает он. – Бог не создавал мира. Бог создал нас, а уж мы затем создали мир, вот почему получилось так хреново.

– Но, по-моему, очевидно, что “мы” в данном случае – единое целое, – говорит Мог. – Мысль о том, что все мы раздельны, иллюзорна. И весь созданный нами мир – тоже иллюзия. В реальности ничего не существует. Об этом говорят индуисты. И буддисты в какой-то мере – тоже.

– Реальность, – подхватывает Ина, – если, конечно, ее можно так назвать, есть не что иное, как наше представление о ней. Этот мир – наш общий ночной кошмар. Относитесь к нему так. Вот мы жили себе, не тужили, блаженные и довольные своим Богом, и были мы счастливейшим, изнеженнейшим ребенком, какого только можно вообразить, и жили за пределами пространства и времени, там, где никто не умирает и никогда не происходит ничего плохого, где все идеально и пребудет так во веки веков. Но потом ребенок подумал: а что, если отделиться от Бога? Что, если пойти и сделать что-нибудь самому, так, чтобы Создатель ничего не видел? Эта крошечная ужасная мысль была, в общем-то, зачатками эго. Эго – это та часть нашего существа, которая думает: “А может, было бы лучше, если бы…”, или “Пожалуй, мне могло бы достаться побольше…”, или “А вдруг будет весело, если все поменять?”, или “Я должен доказать, что я лучший”, или даже “А в чем тут вообще прикол?”. Итак, эго породило в нас стремление отделиться от Бога, от самого любящего существа, какое только можно себе вообразить, и это стремление привело к вспышке вины такой силы, что она оказалась тем самым Большим Взрывом, который создал Вселенную, и вот теперь все мы сидим здесь, словно в ловушке, отчаявшиеся и не в ладах с собой, и пытаемся найти способ снова обрести целостность и вспомнить, кто мы такие и как остановить страшный маховик. Но эго тем временем одержало верх. Война! Шопинг! Секс! Жестокость! И если появляется тот, кому приходит в голову сказать, что все могло бы быть по-другому, его казнят, распявши на кресте. Или же люди просто называют такого человека занудой. А потом его слова записывают в искаженном виде и призывы к любви и миру начинают использовать как оправдание войны, и сын Господень – который есть все мы, каждый из нас без исключения – превращается в бижутерию, ругательства и рождественские открытки. И вот я сижу и злюсь на жизнь, подкармливая собственное эго, в то время как…

– Нужно всех прощать, – подсказывает Джоэл. – Это единственный выход.

Ина смеется.

– А сделать это гораздо сложнее, чем сказать, и скоро мы с вами в этом убедимся.