В прошлую пятницу тоже вышел чудной разговор. Олли уже уходил с тремя полосатыми бело-розовыми пакетами, набитыми завернутой в бумагу рыбой, которая потянула приблизительно на семьдесят пять фунтов стерлингов, и Спенсер вдруг ему улыбнулся – да, улыбнулся – и спросил:
– Бутылочкой-то обзавелись?
Вообще-то да, как раз в то утро Олли дождался дома доставки ящика от
– Ага, – ответил Олли.
– Хорошей, небось, бутылочкой?
– Надеюсь, что да.
– Я так понимаю, завтра с утреца вас не ждать, угадал?
– Да, вы правы, думаю, не стоит.
ЕГО ЗАПОМНИЛИ И ЗАМЕТИЛИ!!!
Но когда Олли пришел за рыбой в следующий раз, можно было подумать, что этого их разговора никогда не происходило.
Мартин (Марш на вывеске “Марш & Сын”) всегда гораздо приветливее, чем Спенсер. Хотя он тоже не признал того факта, что Олли у них в магазине не в первый раз (несмотря на то, что количество его посещений к настоящему моменту приближается, наверное, сотням к двум, ведь Клем так любит устраивать званые обеды, где на закуску подаются устрицы на блюде колотого льда или коричневые креветки на поджаренном хлебе, а в качестве основного блюда бывает либо жареный морской окунь, либо жареный палтус, либо жареная барабулька, либо жареный лосось и на гарнир – молодой картофель с кабачками или тыквенное пюре с фенхелем, если сейчас сезон.
А, ну еще ведь однажды было такое, что Мартин, завидев Олли, продвигающегося в очереди к прилавку, сказал:
– Поди-ка достань палтуса, Спенс.
Это тогда очень воодушевило Олли. Как, впрочем, и все его разговоры с Мартином, которых тот, похоже, никогда не запоминает, а Олли бережно хранит и с удовольствием прокручивает в памяти, – о преимуществе местного дикого морского окуня перед искусственно выращенным (который выглядит всегда таким хилым и неказистым, что однажды Клем потребовала ВЕРНУТЬ его в магазин, как будто в рыбную лавку можно что-нибудь вернуть – особенно в такую, какой заправляет Спенсер); о том, почему устриц нельзя есть, не запив стаканом стаута; о свадьбе дочери Мартина, которая, кажется, проходила где-то в Испании: к столу подали запеченного целиком морского окуня, чьи мертвые глаза заменили на блестящие маслины, а жабры – на огурец, и подали этого самого окуня так, словно он был еще живым, ну или, по крайней мере, сырым, а еще приготовили лососевый мусс в форме лосося, и никто его не ел, потому что жалко было разрушать такую красоту. Птицей и дичью у Мартина в лавке тоже торгуют, и на витрине всегда лежат пакеты с мертвыми птицами и мелкими зверьками – Олли старается на них не смотреть.
Сегодня Олли получил задание купить на ужин два куска семги или, если семги не будет, морского окуня среднего размера, а еще забрать рыбную тарелку для званого обеда, которую Клем заказала по телефону. Он шел сюда с заданием “купить что-нибудь симпатичное”, но кто же может действовать согласно таким размытым инструкциям? Это ведь все равно что… Ага! Семга, да, та розовая рыба – несомненно, семга! Если не хочешь оконфузиться в рыбной лавке, главное – быть стопроцентно уверенным в том, что за рыба лежит у тебя перед глазами, а это: а) не всегда понятно и б) часто почти невозможно определить, потому что Спенсер от злости швыряет таблички с названиями не глядя, и они необязательно оказываются там, где нужно.
– Слушаю, дружище, – говорит Спенсер, как обычно не встречаясь с Олли глазами. Рыбную тарелку он ему уже отдал, она потянула на J68.14.
– Кусочек вон того лосося, пожалуйста, спасибо.
Превосходно. Разве нормальные люди так говорят??
– Хотя, знаете, дружище, а вон тот морской окунь – какого он размера?