Орхидея съела их всех

На мгновение Бриония позволяет сомнению закрасться ей в душу. У нее в голове разыгрывается теннисный матч. Огромная мускулистая чернокожая женщина играет против хрупкой блондинки. У одной из них на колене бандаж – Бриония видела похожий у кого-то в спортзале, и между розыгрышами очков она прихрамывает. Камера поочередно показывает семьи соперниц. Лица перекошены от напряжения. В конце концов одна из теннисисток выигрывает, пускай это будет чернокожая. Блондинка плачет. На лицах ее родных – глубочайшее разочарование и печаль. Возможно, в следующий раз проиграет чернокожая, и тогда она будет плакать, и на лицах ее родных будут читаться глубочайшее разочарование и печаль. Бриония вдруг осознает сразу две вещи. Во-первых, она не готова посвятить свою жизнь теннису, даже если ее дочь считает, что сама она к этому готова. И во-вторых, какой смысл ежедневно по много часов тренироваться, чтобы стать одним из лучших игроков, если в конце концов тебя победит другой игрок из числа лучших и в итоге тебе придется ПЛАКАТЬ? Даже если тебе удастся на время стать лучшим в мире и выиграть все, что только можно, долго это не продлится. И что делать потом? Выйти замуж за другую бывшую звезду тенниса и сниматься в рекламе кукурузных хлопьев?

Врачи, юристы, банкиры, ветеринары… Все они определенно счастливее, чем теннисисты. Ведь в больнице никогда не встретишь хирурга, который ПЛАЧЕТ из-за того, что другой хирург сделал операцию намного лучше, чем он сам. Или вот в банке служащие не рыдают, видя, что Эйми из отдела расчетно-кассового обслуживания быстрее всех пересчитывает стодолларовые купюры. И когда в нормальной жизни человек хорошо выполняет свою работу (например, учитель исправляет ошибки в тетради у ребенка), он ведь не вскакивает и не принимается безумно танцевать, бить себя в грудь и орать: “Да-а-а-а!”. В спорте нет совершенно никакого смысла: Бриония поняла это на своих занятиях в тренажерном зале. Правда, там никто ни с кем не соревнуется, но вы бы видели, какими убитыми выглядят большинство из них, когда…

– Я знаю, что семьи не всегда поддерживают талантливых спортсменов, миссис Крофт, но…

– Извините, но мое решение – окончательное.

– Ну что ж. Но передайте, пожалуйста, Холли, что, если она передумает, я с удовольствием возьмусь ее тренировать. Бесплатно.

– К тебе что, приходил любовник?

– Хм-м-м?

– Я спрашиваю: к тебе что, приходил любовник?

– В каком смысле?

– В посудомойке две тарелки. Ты не слишком внимательна к деталям.

Клем лениво перекатывается с одного края дивана на другой.

– А.

Она смеется.

– Ты думаешь, это смешно?

– Я пыталась приготовить коричневый рис по макробиотическому рецепту Зоэ, но положила рис на тарелку до того, как взвесила его, поэтому пришлось переложить его оттуда на весы и взвесить, а потом мне, конечно, уже не захотелось класть его обратно на грязную тарелку, так что я достала новую.

– А два бокала для вина?

– Первый слегка испачкался в водорослях.

– Как может стакан испачкаться в водорослях?

– Ну…

– А две вилки ты как объяснишь?

– Я ела палочками.

– Неужели? А потом вымыла их вручную, вытерла и убрала, чтобы сбить меня с толку. И засунула в посудомойку две вилки, чтобы сбить меня с толку еще больше.

– Но тебя, я смотрю, не так-то просто сбить с толку.

– А что ты ела с рисом? Погоди-ка.

Клем слышит, как Олли открывает мусорное ведро и заглядывает в него.

– Тофу. Какая ты мерзкая. Съела со своим любовником целую пачку тофу.

– Вообще-то половина осталась, лежит в холодильнике. Я думала сделать завтра суши. Может, купишь утром авокадо?

– Так где же ты прячешь вторую упаковку из-под тофу? Или он мало ест?

Клем закатывает глаза.

– Да, мой любовник ест не так уж и много. Да, ты – гений.

– То есть ты во всем призналась! Ага!

– Можно подумать, у меня был другой выход.

– Ну и как он, большой?

– Да. А, или ты имеешь в виду его член? Да, член у него очень большой.

– Больше, чем у меня?

– Член у кого угодно больше, чем у тебя.